Виват, гардемарины! - [11]

— Рад служить вам, сударыни. — Он помог герцогине сесть в карету.

— Это ужасно… кровь. — Она старалась не смотреть на лежавшего на снегу человека. — Убитый… Мое сердце не в силах выдержать, оно разорвется.

— Мужайтесь, сударыня, — прошептал Никита, видя такую чувствительность, и протянул руку Фике.

Девушка шагнула на ступеньку и насмешливым шепотом произнесла:

— У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего. Не волнуйтесь за маменьку. — В глазах ее застыли слезы.

Обе кареты отъехали от злополучного места. Когда они скрылись за поворотом, лежавший в снегу мужчина поднял голову и негромко свистнул. Из лесу ответили таким же свистом.

Карета Иоганны.

К Брильи — это его внесли в карету — возвращалось сознание. Иоганна отерла платком оцарапанный лоб шевалье. Он открыл глаза.

— О Боже, где я? Я вижу перед собой ангела!

— Ему уже лучше, — сообщила Иоганна дочери.

Та оторвала глаза, полные слез, от книги, скользнула по шевалье взглядом и отвернулась к окну, ища глазами кибитку Никиты.

— Кто вы, сударь? — Материнским жестом Иоганна провела рукой по его волосам.

— Всего лишь вояжер, сударыня. Я рискнул путешествовать без охраны и поплатился за это. Граф де Моден-Эгильон к вашим услугам.

— О! Я была представлена в Париже мадам де Эгильон. Она ведь в родстве с вашим министром?

— И с королевой, — важно сказал Брильи. — Графиня де Эгильон — моя тетка.

— Графиня Рейнбек с дочерью. — Иоганна с улыбкой поклонилась.

— С дочерью? Вы смеетесь надо мной! — Он был потрясен. — Я думал, что вы сестры… Как прелестна ваша дочь!

В голосе Брильи было столько искреннего восхищения, что Фике подняла на него из-за книги заплаканное личико.

— Что вы читаете, прекрасное дитя?

Фике показала обложку.

— Ларошфуко, — прочитал де Брильи. — Я польщен. И чему учит вас этот великий француз, философ и насмешник?

— «Истинная любовь — одна, а подделок под нее тысячи», — неторопливо прочитала Фике, захлопнула книгу и шмыгнула носом.

— О, вы унаследовали не только красоту и доброту вашей матери, но и ее ум! — продолжал де Брильи. Потрясенный, он не мог оторвать взгляд от юной красавицы. — Вот когда сожалеешь о прожитых годах… — Он взял ее руку, нежно погладил, давая понять, что хочет поцеловать, но не решается.

Фике понравились комплименты, и она улыбаясь смотрела на него, ожидая, что будет дальше.

— Моя дочь еще ребенок, — с педагогической ноткой в голосе сказала Иоганна, мягко высвобождая руку Фике. Брильи сразу переключился на мать.

— Могу ли я спросить, куда вы держите путь?

— В Потсдам. До масленицы мы пробудем в Берлине, а там… Я убеждена, что все делается по воле провидения. Оно поведет нас за собой.

— Конечно, конечно, — очень приземленным тоном согласился Брильи, что весьма контрастировало с речами Иоганны. — Я ваш раб, должник на всю жизнь! — И он припал к руке спасительницы. Она ее не отнимала.

— Полнота жизни, пестрота ощущений поднимают меня вверх, вверх… — Она томно подняла глаза. — Ах, сударь, пустяковая просьба: не могли бы вы ссудить мне небольшую сумму денег?

Брильи несколько опешил.

— Бандиты похитили мой багаж, но не успели обыскать меня. Рука… — Он поморщился. — Вас не затруднит расстегнуть мой камзол?

Иоганна с готовностью последовала его словам и, запустив руку под мышку Брильи, вытащила оттуда увесистый кошелек. Она сидела почти на коленях у кавалера.

— Но это только в долг, — сказала Иоганна деловито. — Под какие проценты? — Она расстегнула шубу, пряча деньги.

Прямо перед глазами Брильи возник пышный, поднятый корсетом бюст.

— Проценты — ваша улыбка, мадам, — прошептал он, и тут силы опять оставили несчастного. Он неловко поник головой на обнаженную грудь спасительницы.

— Фике, ему опять плохо! Где нашатырь? — воскликнула Иоганна.

Фике достала из дорожной сумки флакон, вложила в руки матери и поймала на себе ясный, восторженный взгляд мужчины, покоренного ее красотой.

Она дернула плечиком и спрятала улыбку за раскрытой книгой.

Никита старался разглядеть Фике через окно своей кареты.

Фике тоже хотелось увидеть красивого юношу, она прижималась лбом к стеклу кареты, оглядываясь назад, и даже помахала рукой.

Шенк не понравились эти переглядки, и она постно поджала губы.

Кареты мчались по лесу.

Дорога, идущая полями.

Освободившись от плена, Алеша и Саша верхами мчались в Потсдам. У развилки дорог они увидели указатель, на котором готическими буквами было написано: «Берлин».

Дорога привела их в лес.

— Только бы не наскочить на них! — крикнул Алеша. — Вряд ли герцогиня обрадуется встрече с нами!

Саша расхохотался:

— Кто мог подумать?! Милейшая женщина… И вдруг такая стерва!

Неожиданно за крутым поворотом перед ними открылась площадка с вытоптанным снегом и следами недавней схватки. Не слезая с лошадей, друзья рассматривали место зловещих событий.

— Что здесь могло случиться? — с недоумением сказал Саша. — Неужто на карету герцогини напали? — В его голосе звучала настороженность.

— Следы свежие. Кровищи-то…

Спрятавшись за густой елкой, за ними следил одноглазый человек.

— И по времени совпадает, — продолжал Саша. — Час от часу не легче!

— Проскочим скорей это чертово место! — решил Алеша.