Виват, гардемарины! - [10]

На глазах герцога выступили слезы, он несколько раз перекрестил дочь.

Фике стояла растроганная.

— Я выполню ваши заветы, отец…

— Помни, всегда помни: ты немка!

— Этому ее можно не учить! — встряла герцогиня. — Фике умная девочка. Обними отца, нам пора ехать! Не раскисай. Карл…

Герцогиня, как куклу, повернула дочь к отцу и, едва они трогательно обнялись, оторвала девочку от герцога и повела к выходу.

Саша и Алеша продолжали через окно следить за происходящим. Они видели, как из дома вышли три женские фигуры, быстро сели в карету.

Герцогиня крикнула кучеру:

— Гони! К ночи мы должны быть в Потсдаме!

Карета, сопровождаемая огромными псами, выехала со двора.

— Что будем делать, гардемарины? — по привычке воскликнул Саша, обшаривая комнату взглядом.

Алеша безнадежно пожал плечами.

Саша меж тем заглянул в дымоход камина, проверил оконные решетки, попытался выломать дверь. Бесполезно!

Раздался знакомый скрежет железа. Лязгнул засов, и из люка поднялся стол. Только на этот раз на нем были большой фаянсовый кувшин с водой, таз и два полотенца.

— Аккуратная нация! — с усмешкой сказал Саша и нагнулся над тазом. — Полей мне.

Но как только Алеша взял кувшин, стол дернулся и пошел вниз.

Друзья переглянулись и поняли друг друга без слов. Саша смахнул туалетные принадлежности на пол и улегся на столешнице. Алеша разместился рядом.

Стол медленно опускался.

Минуя уровень пола, они увидели отточенный край металлической заслонки. Оба повернули головы набок, прижались к столешнице щеками, распластались на ней.

Заслонка, как гильотина, скользнула у них над головами и увлекла за собой Сашин шарф, пригвоздив его к потолочной балке.

Внизу была кухня: пылал огонь в печи, на плите булькал суп в большой кастрюле, на необъятной сковороде жарилось мясо.

У стены, задрав голову вверх, стояли двое мужчин в подштанниках, голые по пояс и в поварских колпаках. В руках у них были большие жерди. Увидев незнакомцев, один из поваров тут же бросился на них.

Саша без труда перехватил жердь и прижал ею повара к стене.

Потревоженная шумом, из-за занавески вышла полураздетая дородная немка. Она позевывала, почесывалась — и вдруг замерла, открыв рот, потом завопила, как безумная, и бросилась прочь.

Воспользовавшись замешательством, второй повар выскользнул из кухни.

На пороге две огромные собаки жрали выброшенную требуху. При виде непрошеных гостей они подняли окровавленные морды, ощетинились, зарычали.

— Алешка, сюда! — Саша вскочил на стол.

Мощный пес с измаранной кровью мордой в два прыжка догнал Алешу и сбил с ног.

Второй пес пытался схватить Сашу за ноги. Тот вертелся волчком, отбиваясь шпагой. Другой рукой он выхватил из-за пояса пистолет и, выбрав момент, выстрелил. Раненая собака заскулила и поползла в сторону. Саша спрыгнул со стола и поспешил на помощь другу.

Алеша, лежа на полу, пытался отодрать от себя собаку. Рукоятью пистолета Саша оглушил огромного пса. Оба кинулись к выходу.

По двору метались слуги, всполошившиеся от криков и стрельбы. Возле крыльца стояла запряженная телега с дровами. Друзья вскочили на нее.

— Но-о-о-о!!! — завопил Саша и стегнул лошадей.

Алеша, напрягшись, свалил поленницу в снег. Лошади, почувствовав облегчение, рванулись с места.

Слуги шарахнулись по сторонам, пропустив беглецов.

Телега вырвалась за ворота и помчалась по улицам Цербста, пугая ранних прохожих.

Карета катилась лесом. Никита смотрел в окошко на мелькавшие елки.

Неожиданно за крутым поворотом Никита увидел неподвижную карету.

Гаврила резко придержал лошадь. Никита вышел. Сквозь заснеженные хвойные ветки они разглядели графиню Рейнбек и Фике, стоявших около своей кареты.

Высокие сугробы вдоль дороги были истоптаны, снег забрызган кровью. Тут же валялось выломанное колесо, какие-то обрывки бумаги и материи шуршали на ветру. Ничком в сугробе лежал мужчина в разорванной одежде, другой с трудом влезал в карету графини. Кучер ему помогал. За фигурой кучера не удавалось разглядеть лицо потерпевшего, но было слышно, как он стонал.

— Нападение, — с тревогой прошептал Никита.

— Успокойтесь, князь, — не на наших. Тревожно мне, Никита Григорьевич. Вернемся назад от греха… Вечно вы ввязываетесь!

— Помолчи! Женщинам грозит опасность. Да любой уважающий себя мужчина…

— Охота пуще неволи, — промямлил Гаврила.

— Ну при чем здесь Фике? — взорвался Никита. — Даже если бы это случилось не с ней, с кем угодно, я все равно помог бы потерпевшим.

— Кто не просит, тому не подают.

— И потом, грешно упускать такой случай, — отмахнулся Никита от слуги. — Он послан мне самой фортуной!

Никита прыгнул в карету и подъехал к злополучному месту.

— Сударыня, могу я предложить вам свою помощь? — Он поклонился Иоганне.

Фике встретилась глазами с Никитой и заговорщицки улыбнулась, пряча лицо в муфту.

— Можете, сударь! — воскликнула мать, оглядываясь на его карету.

— Мой экипаж к вашим услугам.

— Я пересяду, маменька! — обрадовалась дочь. — В нашей карете тесно.

Фике рванулась к карете Никиты, но мать удержала ее.

— Веди себя прилично! — прошипела она ей в ухо и больно ущипнула, потом обратилась к горничной: — Шенк… пересядьте в экипаж этого любезного юноши. Вы будете охранять нас, — милостиво позволила она Никите.