Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [9]
12 сентября. Была спецподготовка целых четыре часа, сначала "Устав". Потом - строевая, но это хоть на улице… В кино - "Смелые люди". Потом гуляли по Советской. Улица стала очень красивой. А какой еще будет! Говорят, что сам Сталин подписал план ее реконструкции… Получил студенческий билет - мой главный на эти годы документ. Можно теперь записываться в библиотеку… Очень хочется писать. Стихи, прозу, хоть что-нибудь. А пока, как договорились, прощаясь в Наровле с Яшей, через день пишу ему, а он - мне… Передаю приветы моему дорогому учителю Степану Архиповичу.
17 сентября. Красный бархатный занавес. На всю стену Оперного театра - огромный портрет Сталина. Театр переполнен. На сцене - длинный стол. За ним сидят доценты, седые профессора. Ректор делает доклад, посвященный новому учебному году. А потом - концерт: лучшие артисты Минска. Начался наш вечер в девятнадцать, а закончился в час ночи. Потом (в полночь) были танцы. Я не танцевал. Конечно, можно было, хотя бы с Г., о которой Яша в ответ на мое сообщение о "белых туфельках" написал: "А может, ее папа воевал на фронте, чтобы дочка могла в самых лучших туфельках ходить"…
19 сентября. Лекция о трудах Сталина по языкознанию. Читал доцент, преподающий у нас "Введение в языкознание". После него выступил представитель из Москвы. Критиковал нашего доцента, просто разгромил при всех студентах и преподавателях - сказал, что он "истый марровец" и не имеет права читать лекции студентам. Нам дан совет: учить "Марксизм и вопросы языкознания" Сталина и многое просто наизусть, чтобы не запутаться в "марровских сетях"…
22 сентября. Было комсомольское собрание. Группоргом выбрали меня. Конечно, надо было выбрать кого-нибудь из девушек - их восемнадцать, а нас "вьюношей" пятеро. И уже в шесть сидел на бюро: о проведении в воскресенье комсомольско-профсоюзного кросса. Поздно вечером, выучив английский, надуваю мою резиновую подушку - и спать…
24 сентября. Ленинская библиотека. За столиком - я. Рядом - Г. "Я совсем уж не тот, ты - не девушка в туфельках белых"… Ты - простая нормальная девушка. Легко общаешься. Сама "наводишь" на темы. Ты пишешь конспект. Я - тоже: "Манифест", скоро семинар. Отрываемся. Разговариваем. Почему я был о тебе другого мнения?.. Я читаю стихи Уткина. Да, ты права. На этой фотографии в начале книги мы с ним похожи. Особенно сегодня. Он в свитере. И я. У него наверх выброшен белый воротничок. И у меня. У него на свитере пиджак. И у меня - тоже… Мы выходим из библиотеки. Звенит трамвай - твой номер. Но ты не хочешь сразу уезжать. И мы продолжаем разговаривать. А потом я иду один по Советской. Вспоминаю глубокие горьковские слова: "Никогда не подходи к человеку, заранее думая, что он…" Иду и радуюсь, что ошибся…
25 сентября. Объявление: после 18 - творческий кружок. Человек двадцать в маленькой аудитории. Входит руководитель кружка - преподаватель советской литературы Леонид Резников. Он делит всех на "поэтов", "прозаиков", "критиков". А затем: "Наш кружок пригласили на литературный вечер в пединститут. Надо, чтобы несколько человек выступило там от нашего кружка с чем-то своим. Давайте попробуем сейчас… Ну не стесняйтесь… Староста, начинайте!.." Староста - молодой поэт, он уже печатался в "Советской Отчизне", в университетской газете - Валентин Тарас. Он читает. Потом - другие. Кроме Тараса, читают плохо, и стихи - так себе. И я решаюсь: о моем поколении… Меня и Тараса "делегируют" на вечер в пединститут… А подряд на двух следующих заседаниях будут обсуждать его и мои стихи… После кружка Тарас подходит ко мне: "Валентин, а лучше - Валя, Валька…" И я в тон ему: "Давид, Додик, Додя…" "Вот что, - говорит Валентин, - надо тебе - в "Советскую Отчизну". Я знаком с Горулевым, помогу"…
27 сентября. Приятно в Минске жевать конфеты с этикеткой Наровлянской фабрики "Чырвоны мазыранін"… Из Москвы - посылка. Тетя Римма и дядя Сёма (композитор и дирижер Семен Бугачевский) прислали мне пальто, туфли, безрукавку. Все слегка поношенное, но для меня - шикарное… Вечером сел за "Манифест". Законспектировал вторую главу. Надо же что-то делать в конце концов… Выучил обязанности солдата из воинского "Устава".
28 сентября. Выпускаем нашу газету "Всегда вперед!" Заметки уже почти написаны. За окном звенят трамваи. Ярко горят огни Минска. Мы не только пишем, но еще и поем. Я запеваю, подпевает вся редколлегия. Читаю, как в школьные времена, Маяковского, многие строки подхватывают. Завтра - четыре лекции и комсомольское собрание. Это на весь вечер… Уже третий день подряд без свободного времени, без передышки. И что же, про стихи мне совсем забыть?..
В стенгазете будет "Мое поколение".
29 сентября. Подарил Нине в ее день тоненького Пушкина: "Пускай подарок скромен, но разве дело в том, чтоб подарить на память огромный толстый том. А может быть, когда-нибудь, лет этак через пять, свой том стихов на память смогу я подписать…".
4 октября. Дают стипендию. Занимаю очередь. Получаю: сорок один шестьдесят - как много! А в кармане уже - минус двадцать пять. Значит, теперь плюс шестнадцать шестьдесят. Да-с… Шагаю домой. Красные листья. Желтые листья. Левитановская осень. А Чехов говорил: "левитанистая"… Вдруг становится так хорошо. И хочется всех любить. Всех обнимать. Почему так хорошо? Почему так радостно? Да просто потому, что вокруг большая жизнь. Друзья, товарищи. Сегодня второе заседание творческого кружка. Обсуждаем стихи Вали Тараса. Я их прочел уже. Есть даже очень удачные строки. Во всяком случае его стихи я принимаю, это - по мне. Мои будут обсуждать на следующем заседании. Но нового у меня нет…
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.