Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [12]
Кончается август. Завтра - уже новой компанией: к нам с Лёней присоединяется Яша - едем в Минск.
3 сентября. Сижу на лекции. Не слушаю. Мысли заняты совсем другим. И в конспекте строки: "Под ливнем старый сад промок, пуская лепестки по маю… Я написал бы Вам письмо, да только адреса не знаю. А Вы в далекой стороне грустите, как и я, быть может, и написать хотите мне, куда послать, не зная тоже…" О ком это? Кто за этими строками? Не могу ответить даже самому себе… Просто грустно, и эта грусть осталась на бумаге…
25 октября. Я когда-то знал, друзья, алфавит - от "А" до "Я". А теперь я буквы все знаю лишь от "А" до "Б"… "АБ" - это физичка-математичка, черноглазка-чернокоска, которую я в очереди за стипендией "покорял" своим "командным" видом, но конечно, не "покорил"… Да она и понятия об этом не имеет…
30 октября. Сегодня в "Сталинской молодежи": "На днях состоялось очередное, шестое, занятие литературного кружка при редакции газеты… Обсуждались стихи начинающего поэта М. Герчика… Прочитали свои новые произведения студент Минского педагогического института Я. Коломинский, студент БГУ имени В. И. Ленина В. Тарас…" И после этой вступительной информации - мое стихотворение "Пела гречанка", написанное ночью с 4 на 5 октября, когда все спали в нашей шумной комнате общежития на Немиге.
1 ноября. Наша многотиражка "За сталинские кадры" в связи с 30-летием университета провела литературный конкурс на лучший рассказ, стихотворение, очерк. И вот результат: "Жюри в составе профессора И. В. Гуторова, поэта Петра Глебки, литературного критика И. Кудрявцева, Б. Мицкевича, Г. Булацкого и В. Фрейдина, рассмотрев поступившие на конкурс произведения, решило присудить: первую премию - Вл. Недведскому (ст. II курса филфака) за стихотворения "Гвардеец" и "За дружбу с Москвой"; две вторые премии - Н. Гилевичу (ст. I курса филфака) за стихотворение "На пороге жизни" и Д. Симановичу (ст. II курса филфака) за цикл стихов "Юность мира"; три третьих премии - В. Шимуку (ст. I курса отд. журналистики), М. Арочке (ст. I курса филфака) и А. Вертинскому (ст. I курса отд. журналистики)"…
3 ноября. Посыпались поздравления. Всем отвечаю так: "Проходу не дают, здороваться спешат, до боли руку жмут: ведь я ж - лауреат. "Поставишь?" - говорят. А что вам ставить? Квас?.. Я ж просто лауреат на конкурсе у нас".
1952
2 января. В институт приехал минский Яков Львович Коломинский!.. И если раньше мы общались часто, но заочно в письмах, то теперь в любую минуту можно перебежать к нему или он заглянет ко мне… С зачетами и экзаменами - все в порядке, зимняя сессия обещает быть легкой… Все тянет меня к новым людям, лицам девичьим. Танцую на вечерах, пою… И постоянно влюбленный, я еще не любил… Потому и стихи пока о влюбленностях, а не о любви…
25 февраля. После сессии мы укатили в родные пенаты, домой к своим мамам, а я еще - и к папе… Событий во время каникул было немного. Самым ярким оказался вечер встречи. Яков произнес хорошую речуху о школе, о дружбе, о нас всех. А я прочел в эти дни написанные "Стихи о школьном вечере встречи", которые все потом переписывали, а я оставлял автографы, возле которых Яша писал "Верно!" - и расписывался… А перед танцами меня "заставили", хотя я сам это с удовольствием делал, еще раз, как на "бис", прочесть стихи. И, кажется, я еще большим вдохновением, чем в первый раз, их прочел: "То ли школьный звонок, то ли ветер звенит за окном. И никак не поймешь, это грусть или радость в сердца постучала. Собрались мы опять в старом классе своем, где оставили детство и юности нашей начало…". А за окнами - в серебристой пыли стояли деревья старинного наровлянского парка. И мне казалось, что и они слушают меня… Но все это уже прошло, прошумело, npoпело, протанцевало… И опять наши студенческие будни.
27 апреля. В эти весенние дни, через пять лет после моего бравого заявления "Я хочу поэтом стать!" я в самом деле вдруг почувствовал себя поэтом. Конечно, это было не вдруг. Всю весну, начиная с первой капели, что-то во мне бродило и ждало повода вырваться, выплеснуться. Сначала появилась строка "Шла весна, как маляр-волшебник". А потом пошло: у маляра не хватило краски для неба и надо было ее раздобыть… А потом… Когда я первому прочел эти стихи о весне Якову, он сказал: "Это лучшее твое стихотворение, и это твое настоящее начало!.." И уже несколько недель, что-то еще доделывая и переделывая, я готов читать эту мою "Весеннюю сказку", как я решил назвать стихи, всем подряд. Читаю в университетском сквере, в группе, в комнате, особенно приятно читать ее кому-нибудь (девушкам, конечно), взобравшись на тумбу в скверике, читать "под Маяковского": "Шла весна, как маляр-волшебник, по дорогам земного шара, поднимая до самого неба языки зеленых пожаров.." А в том месте, где не хватило зеленой краски, я останавливаюсь, и словно вдруг нахожу решение: "И маляр, подумав немного, чтоб никто не сказал, что скуп он, кисть макнул в голубую Волгу и покрасил небесный купол… А потом, совсем не для славы, расписался звездною строчкой и на самом восходе поставил ярким солнцем огромную точку". Все, кому читаю стихи, хвалят. А первокурсник Нил Гилевич сказал, что отдал бы все, что написал, за одно такое стихотворение… Завтра буду читать "Весеннюю сказку" на первомайском вечере… Интересно, что накануне дня рождения Ленина мне вдруг приснились стихи, чего со мной никогда не бывало, причем приснилось почти все стихотворение целиком, весь костяк. Я вскочил, схватил карандаш и клочок бумаги, которой даже не хватило, и, помня все строки, записал "Анкину телеграмму". Анкину, потому что накануне играл у моих Городецких с Анкой, дочкой Нины, а она хотела выучить стихи о Ленине и не могла их найти. "Может, ты напишешь?" - сказала, полупрося Анка… Откровенно говоря, я подумал: "А почему бы не написать?.." И завертелся уже в голове некий сюжет о девочке, которая посылает телеграмму ко дню рождения вождя. Конечно, это все надумано, даже выдумано. И все-таки, наверное, ничего бы я не написал, если бы неожиданно не приснился такой сон… Рассказал Якову, и он проанализировал весь процесс рождения стихотворения. Анка его выучила и уже читала… А для меня сейчас важней "Весенняя сказка"… Может, и в самом деле это мое настоящее начало, мое поэтическое рождение.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.