Витающие в облаках - [98]
Лифт в пристройке не работал — его заклинили шваброй и поставили часового. Часовой читал «Культуру и анархию» и оторвался, чтобы спросить меня, не писала ли я реферат по Эмили Бронте, и если да, нельзя ли его у меня одолжить. Я игнорировала вопрос и поспешила вверх по лестнице. Вход на кафедру защищала грозная Джоан — она, как сторожевой пес, стояла на лестничной площадке, бормоча что-то про кипящее масло.
— Кажется, они захватили профессора Кузенса, — сказала она. Вид у нее был скорее довольный.
Мэгги Маккензи не было в кабинете, и Джоан вроде бы не знала, куда она могла подеваться. Очень неприятно. Я так старалась вовремя закончить реферат по Джордж Элиот, а теперь Мэгги Маккензи нет на месте и я не могу его сдать.
Дверь в кабинет доктора Херра была, конечно, закрыта. Я прекрасно знала, почему его за этой дверью нету. (Был у нас с ним секс или нет? Но ведь если был, я бы, наверное, знала?)
Дверь в кабинет Арчи тоже была открыта, и оттуда вылетали обрывки его голоса:
— …Кьеркегоров ужас… Идентичность эссенциальности и феномена, «требуемая» истиной, реализуется…
Я попыталась прокрасться мимо двери на цыпочках, но Арчи меня увидел и завопил:
— Что это вы там крадетесь! Ну-ка входите и садитесь!
Я протестовала, но безуспешно: он практически втащил меня в комнату и втолкнул в неудобный пластмассовый стул.
— То, что Хайдеггер мог бы назвать «пустой сварой из-за слов»…
Я поняла, почему он так настаивал на моем присутствии: кроме меня, единственным слушателем был Кевин — заметно расстроенный, словно зверь, загнанный в ловушку неумолимым речевым потоком Арчи. Ни Шуга, ни Андреа, ни Оливии, ни Терри (она сейчас, видимо, на пути во Фресно или Сорренто).
— Использование фрагментарного и обусловленного для выражения диссонантного… как говорит Пьер Машере… По строке текста можно идти не только в одном направлении…
Неужто прошла неделя с тех пор, как я в последний раз подвергалась этой пытке?
Арчи зудел дальше:
— …линия дискурса расщеплена… начало и конец неразделимо перемешаны…
Меня бросало одновременно в жар и в холод. В голове у меня жужжали пчелы (те самые, неправильные), а мозг будто сжимало спазмом. Это мне кажется или туман с улицы начал постепенно проникать в комнату?
Я начала дрожать. Я встала, и комната накренилась. Туман был повсюду — мне приходилось с усилием пробиваться сквозь него.
— Стойте! — завопил Арчи мне вслед, но я не могла остановиться.
Я пробежала мимо комнаты Ватсона Гранта, мельком увидев, как он пытается открыть окно. Наверно, чтобы выпустить туман.
Я поспешила дальше. Поскольку лифт не работал (благодаря студенту с «Культурой и анархией»), я протолкнулась мимо Джоан и ссыпалась вниз по лестнице.
Вылетев на холодный воздух, я чуть не столкнулась с Мэгги Маккензи — она как раз отчитывала явно присмиревшего профессора Кузенса за какое-то малопонятное административное упущение.
— А я вас искала, — слабо сказала я. — Хотела отдать реферат.
— Какой реферат? — Она поглядела на меня так, словно я поглупела еще сильней обычного.
Я принялась рыться в сумке и наконец извлекла потрепанные страницы реферата по Джордж Элиот.
— Что это? — спросила Мэгги Маккензи, держа реферат двумя пальцами, словно он был заразный.
Я в ужасе глядела на него — страницы рваные и потрепанные, обложка изодрана в клочья. Бумагу покрывали грязные следы, пятна и разводы, будто кто-то полил ее слезами. Я вгляделась — это были отпечатки лап, а разводы явно происходили от собачьих слюней.
— Извините… — пробормотала я, — кажется, мой реферат съела собака…
Резко зазвенел сигнал пожарной тревоги. Сперва я решила, что это у меня в голове — так странно я себя чувствовала, — но тут из здания повалила толпа.
— О боже, — сказал профессор Кузенс, — кажется, у нас пожар.
Я увидела, что из окон пристройки выплывает туман, и вдруг поняла, что это вовсе никакой не туман, а густой дым.
Сдавленные вопли и грохот вверху стали громче. Я подняла голову и увидела Гранта Ватсона, который колотил по окну своей комнаты, толкая и дергая ручку, словно запертый в ловушке. Внезапно окно распахнулось, и все книги, наваленные на подоконник, полетели вниз. Ватсон Грант предостерегающе закричал, но было поздно: книги посыпались медленным дождем, и я смотрела с интересом бессильного наблюдателя, как тома Краткого оксфордского словаря, сначала первый (от А до L), а потом второй (от M до Z), рухнули, словно ветхозаветные каменные скрижали, на голову Мэгги Маккензи. Раздался странный звук — «шмяк!», как обычно рисуют в белом облачке в комиксах: это ее тело ударилось о землю.
Все оказалось не так плохо. Все, кто был в здании, успели оттуда выбежать, и пожарные погасили огонь, прежде чем он успел причинить значительный ущерб (он питался воспламеняемым серым пластиком, которого в университете было очень много).
Профессор Кузенс и я (неохотно) поехали с Мэгги Маккензи в карете «скорой помощи». Тот же санитар, что вез в больницу доктора Херра, улыбнулся мне и сказал: «Опять ты». К сожалению, Мэгги Маккензи не потеряла сознания, а, наоборот, была весьма словоохотлива, словно удар по голове словарем стимулировал речевой центр ее мозга.
