Виталик - [2]
Именно дух авантюризма, правя пескоходом Вовкиными руками, увел машину далеко на восток от одобренного сводной комиссией трека – в сердце пустыни. Этот же не то мелкий бес, не то нечисть рангом покруче дернул Вовку пересечь встретившийся ему на пути метеоритный кратер по диаметру, вместо того чтобы двинуть в объезд – как было положено по инструкции.
В результате случилось то, что нельзя было назвать непредвиденным. Случилось именно то, что должно было случиться, только и всего.
Вовка к тому времени уже весьма отчетливо понимал, что поступает все глупее с каждым своим шагом, и даже подумывал о том, чтобы вернуться и получить по заслугам – но, стоило пескоходу после долгого подъема по склону, бугрящемуся россыпями валунов, перевалить за гребень, как у Вовки не осталось ни малейших сомнений в том, где именно он сегодня заночует.
Песок был на диво плотным – сейчас, в самом начале весны, грунтовые воды еще не везде растаяли, и барханчики из высушенного ветрами песка поверхностных слоев перекатывались по дну кратера, подобно настоящим морским волнам. Пескоход катил по ним, поднимая быстро оседавший в разреженном воздухе пыльный шлейф. Вовка, открыв водительскую половину блистера, свистел и улюлюкал под фильтр-маской, представляя себя лихим наездником американских прерий времен земной стародавности. Потом что-то схватило пескоход за колеса, и Вовка едва не вылетел из кабины, понабив о рычаги синяков даже через толстенные доху и штаны.
Пескоход завяз в зыбуне двумя колесными парами из трех. Корма по самый край экспедиционного багажника ушла в песок, пучеглазая жабья морда таращилась в темнеющее небо выпуклыми полусферами блистера. Мощная машина все не сдавалась, ворочалась, словно провалившийся в болото бронтозавр из седой древности далекой Земли. Огромные колеса крутились, взметывая в бледное закатное небо фонтаны сырого песка, и сам пескоход был уже похож на ожившую дюну – единственную дюну посреди гладкой песчаной чаши диаметром в шесть километров.
Когда-то, лет двадцать тому назад, в самом начале терраформирования, глыба льда массой в пару миллионов тонн, посланная ледорубами из пояса Койпера, ахнула посреди приполярной пустыни северного полушария Марса, выбросив в атмосферу чудовищный гейзер раскаленного водяного пара вперемешку с песком. Вместе с полутысячей других таких же глыб гора космического льда образовала ожерелье искусственных озер, протянувшихся вдоль полярного круга. С годами вода ушла в грунт, кратер оплыл и затянулся наносами песка, образовав пологую чашу-водорадо. Зимой подземное озеро превращалось в спрятанную под песчаными наносами ледяную линзу, а летом становилось зыбуном – именно таким, в который и засадил Вовка свой пескоход, презрев предупреждения синоптиков о раннем наступлении весны в этом году.
Год от года суровый климат Марса становился все мягче. Запыленная атмосфера уже не позволяла поверхности остывать ночами столь стремительно и сильно, как прежде. Даже зимы не были уже столь суровы, как прежде. Среднесуточный и среднегодовой диапазон температур уменьшились – что не отменяло, впрочем, угрозы смерти от переохлаждения для глупца, оставшегося в одиночестве посреди ночной пустыни.
В одиночестве – и без связи.
А связи, само собой, не было. Спутник ушел за горизонт за полчаса до того, как Вовка решил срезать путь, а со дна шестикилометровой воронки радио пескохода не брало – скудненькая марсианская ионосфера работала сейчас куда эффективнее глушилок евразийских и американских друзей-конкурентов, искажая сигнал, пропуская его сквозь себя, словно сито, вместо того чтобы полноценно отражать. Те радиопереговоры, которые еще недавно слушал Вовка, сменились невнятным бубнежом. В наушниках все громче шуршала помехами приближающаяся с севера песчаная буря, превращая эфир в мешанину хаотического треска.
Оставался еще, конечно, радиоревун общей тревоги, который способен перекрыть одиночным сверхмощным импульсом все помехи на свете – но Вовка сразу поклялся себе, что не воспользуется им. Ни за что на свете и никогда.
Ну или если станет совсем уж невмоготу.
Пока же никакого такого «невмоготу» на горизонте не маячило. По крайней мере, так считал сам Вовка.
Сгущались сумерки. Небо приобрело насыщенный индиговый цвет, в недосягаемой вышине замерцали первые звезды. Вовка зябко поежился, поглубже нахлобучил капюшон дохи и до глаз поднял меховой ворот. Ноги давно уже притопывали словно сами по себе, подошвы унтов впечатывались в песок, покрывая его сложным узором отпечатавшегося протектора. Следы покрывали изрядную площадь дна кратера вокруг все глубже закапывавшегося в зыбун пескохода – словно кто-то не особенно умный вдоволь набегался тут кругами, подбадривая тонущий транспорт, бестолково размахивая руками с зажатым в них пультом дистанционного управления, словно дирижер-неумеха, и подпрыгивая в нетерпении, азарте и бессилии.
Именно этим Вовка и занимался последние пару часов – ну, если не считать совершенно уж дурацких попыток откопать вездеход с помощью саперной лопатки и собственных рук. Но в этом он не признался бы никому, никогда и ни за какие коврижки. Равно как и в зародившемся в его голове – явно от отчаяния и безысходности – совершенно гениальном плане по извлечению пескохода из зыбкого плена с использованием единственного на стокилометровый окрест тяглового животного. В качестве такового рассматривался, разумеется, сам же курсант-модификатор первого курса сводной межшкольной группы «ТерраМарс-2» Владимир Котиков.
«Кердан ковырялся на дальнем краю криоцветной делянки, когда в околопланетном пространстве Казареса финишировал пират… Чужой корабль сноровисто, в один выхлоп, оттормозился и лег на круговую орбиту, укрытый пологом маскировочного поля, невидимый для всех, но оттого не менее опасный. Если не знать, где искать, ни за что не найдешь».
Вторжением с Марса и Великой Мировой войной закончилась Викторианская эпоха. Лондон оправляется от последствий атомных бомбардировок, марсиане загнаны в резервации, наука сделала гигантский скачок вперед и никого не удивляют паромобили на улицах и аэробусы на атомном ходу в небе над лондонской Кровлей. не удивляет и падение ценности человеческой жизни. Новый мир, в котором приходится жить двум джентльменам ушедшей эпохи — Шерлоку Холмсу и д-ру Ватсону. Наступает новая эра — эра Мориарти.
Дань памяти и уважения мастерам старой, советской еще, школы. Архаика, ретроностальгия, стимпанк.
«Нет, ну вы представьте только — сотня марсианцев лежат, чудно так лежат, тремя розетками, голова к голове — и все мертвые! Когда такое ещё увидишь? И где, как не в Лондоне?».
«Арсум Митриэль стояла у распахнутого окна, глядя на равнину внизу. Совершенно нагая, она не чувствовала, как метель касается ее кожи ледяными пальцами снежных вихрей. Белые волосы развевались в порывах ветра. В темных углах зала, стены которого были сложены из черного льда, сквозняки перешептывались с тенями.Борген Ралли лениво возлежал на шкуре буреволка, перебирая в пальцах завитки спутанной шерсти. Голый, коренастый и волосатый, он напоминал скорее животное, чем человека. Бисеринки пота сохли в густой растительности на его мощной груди и животе, в паху было влажно и томно.
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.
На неисследованной планете происходит контакт разведчики с Земли с разумными обитателями планеты, чья концепция жизни является совершенно отличной от земной.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
«Каббала» и дешифрование Библии с помощью последовательности букв и цифр. Дешифровка книги книг позволит прочесть прошлое и будущее // Зеркало недели (Киев), 1996, 26 января-2 февраля (№4) – с.
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.
«– Диван, – упавшим голосом сказал Витька, когда я по молчаливому зову дубля «Корнеев-853» пришел в лабораторию. Сам дубль отстал еще в коридоре, наткнувшись на внеплановый ремонт светильников, и теперь глухо бился об стремянку, которую держали пять джиннов. Шестой, как я успел заметить, вкручивал лампочку против часовой стрелки…».
«– Банев, несомненно, был прав, – бормотал доктор Р. Квадрига, склонившись над жестяным тазом, от которого пахло хлоркой. – Вечером пью. Утром пью. В обед страдаю. Печенью. В перерывах, значит, бесцельно прожигаю жизнь. Отвратительно. Срам…».
«День не задался с самого утра. «Алдан» упрямо выдавал на выходе «Занят. Прошу не беспокоить». Девочки с тоскливой неизбежностью подогревали чай. Я оставил их рядом с тихо шуршащей машиной и пошел к Роману. Ойра-Ойра еще вчера отбыл в командировку на Китежградский завод маготехники, но в его лаборатории мне всегда было как-то уютнее. От нечего делать я решил потренироваться в материализации. Первым делом завалился на диван и попытался представить себе что-нибудь жизнерадостное. Выходило не очень. Мешал дождь, который, как назло, зарядил за окнами, мешал слишком удобный диван, мешало отсутствие Романа и сколько-нибудь важного дела…».
«Земля была рыхлой, прохладной и очень вкусной, похожей на дрожжевой пирог с ревенем. Особенно хороша оказалась нижняя часть дерна, сантиметров на двадцать в глубину, словно с нижней части пирог пропекся получше. Правда, дело немного портила трава, покрывавшая дерн, – короткая, густая и жесткая, как свиная щетина. В первый день Соня изрезала об нее пальцы, пытаясь выковырять пригоршню жирной, солоноватой земли из-под толстой шкуры – шкура, думала она, это именно шкура, а не трава. Пальцы и сейчас саднили, покрытые мелкой россыпью почерневших царапин; их надо было промыть, но – негде…».