Висрамиани - [7]

8. ВЕЛИКАЯ ВОЙНА МЕЖДУ ШАХОМ МОАБАДОМ И ВИРО

Когда с востока взошло солнце, вазир [11] которого — луна, а трон — небо, обе рати построились для боя и стали проходить перед своими владыками, готовые к сражению.

С обеих сторон забили в медные барабаны, затрубили в трубы и фанфары. И поднялся такой дьявольский шум, что всякий, кто его слышал, становился врагом другого. Всех охватило такое смятенье, что даже давно умершие и обратившиеся в прах затрепетали от ужаса.

Войска ринулись друг на друга, как осенние вихри, срывающие листву с деревьев. От их столкновения пало вдвое больше всадников, чем листьев от ветра. С обеих сторон гремели литавры и ревели трубы: «Поспешите, о вы, похитители душ!» Трубам, по-видимому, известна была судьба воинов, и они заранее оплакивали их. Острые мечи в руках сражающихся были подобны молниям и смеялись над их душами. Храбрецы на равнинах уподобились львам, а на горах — свирепым тиграм. И даже находившиеся среди них разумные люди, и те пришли в ярость; поистине, они обезумели и были одержимыми, и уже не боялись ни огня, ни воды, ни меча, ни копья, ни палицы, ни стрелы, ни львов, ни слонов. Среди воинов были столь отважные, что они ради славы жертвовали своей сладкой душой и презирали смерть. Они страшились только позора и бегства. Казалось, что на земле вырос сосновый лес, — столько вздымалось копий и древков от знамен. На одном полотнище был изображен лев, на другом — павлин, на третьем — орел, на четвертом — коршун. Земля была истоптана в пыль, которая поднялась до небес и сыпалась на головы воинов. Многие юноши состарились, а вороные кони превратились в белых. Трусы от храбрецов отличались тем, что были унылы, а храбрецы — веселы; лица у храбрых были похожи на цветок граната, а трусы желтизною напоминали скорпионов.

Когда эти две рати бросились друг на друга, казалось, что две стальные горы столкнулись. Между ними, подобно гонцам, летали стрелы из тополевого дерева с орлиными крыльями и со стальными остриями. Гонцы были столь желанны, что принимались либо в сердце, либо в очи, — другие места их не привлекали; и когда такой посланец вступал в дом, он уводил с собой хозяина. Бой стал столь яростным, что одни приобщились к вечности, а другие ее узрели воочию. Брат стал брату ненавистен, и в тот час ни у кого не было иного заступника, кроме своей руки. Кто обладал могучей рукой, тот и действовал неотразимо мечом. Воины казались немыми среди грохота барабанов и трубных звуков, и ничего другого не было слышно. Иногда в кольчугу впивался меч, сверкавший, как струя воды, иногда стрела прокрадывалась к глазам, подобно сну; в сердца иных проникало копье, подобно любви; секира проникала в голову, словно она знала, что в мозгу человека бог поселил душу. Каким путем входил меч, тем же путем выходила душа. Синей туче был подобен басрийский меч, но шел ливень, и струи его были красны. В битве стрела уподоблялась игле портного, пришивая тело к седлу.

До вечера длилось сраженье. В пылу боя один уподоблялся барсу, а другой — дикому козлу. Каран, отец прекрасной Вис, был сражен, и вокруг него пали сто тридцать славных богатырей, спутников Виро. Если скажешь, что хлестал ливень, то каплей его была смерть. Было сражено столько людей, что мертвые лежали горами и между ними струились кровавые потоки.

Когда Виро увидел своего отца Карана убитым и столь много знатных лежащими вокруг него бездыханными, он воззвал к своим вельможам:

— Братья! Нерадение и недостойный поступок в бою позорны для храбрецов. Не стыдно ли вам перед вашими соплеменниками, сраженными на радость врагам? Не стыдно ли перед Караном, чья седая борода обагрилась кровью? И такой властелин лежит безжалостно сраженный! Среди множества его воинов нет ни одного мстителя за его кровь! Закатилось солнце доблести, ибо среди вас ни один уже не добивается славы и не стремится к доблести. Я еще не отомстил за кровь отца и не восторжествовал над его врагами. Теперь наступает ночь и спускается тьма. Воины отступают. Вы с утра выказали большое мужество и отважно сражались, теперь я хочу сам напасть! Будьте богатырями и помогите мне отомстить за кровь отца. Будьте отважны, как драконы, жаждущие крови, чтобы я не покрыл позором свой род. Ныне наступил для врагов день смерти от моего меча. Я покажу воочию судьбе и миру, что освобожу страну от позора и от поганого Моабада, смертью его порадую душу отца моего!

Сказав это, он кинулся в бой вместе со своими вельможами, рабами и приближенными. Виро запылал, подобно огню, и враги обессилели.

Войска Моабада уподобились потоку, ниспадающему по горному склону, ничто не могло их остановить. Их ласкали копья, мечи и стрелы. В той смертельной схватке друг стал хуже врага, сын возненавидел отца, а отец — сына, друг — своего друга. Никто не щадил ничьей жизни. Стало так темно, что кругом ничего не было видно; брат разил брата, и отец — сына. Копья походили на вертела: но они пронзали живую человеческую плоть. Земля от потоков крови была подобна виноградной давильне Как вихрь сдувает листья, так смерть сносила человеческие головы. Головы воинов были подобны мячам на ристалище, а тела их — сваленным в лесу деревьям.