Висрамиани - [19]

Шрифт
Интервал

Когда раненный в сердце Рамин услыхал это, он ответил ей так:

— О избранница моих глаз! Ты сама увидишь, как я буду служить тебе с сегодняшнего дня до последнего дыхания. Ты сама знаешь мое состояние; я не уверен, что проживу от сумерек до зари, и не надеюсь, что жизнь моя продлится от зари до сумерек. Я подобен человеку, очутившемуся в море, который видит силу ветра и ярость волн и с минуты на минуту ожидает, что утонет. То же происходит и со мной вследствие тоски по Вис. Я не могу различить день от ночи. Ныне только ты моя надежда и упование. Помоги мне изжить мое горе и выкажи свою ловкость в делах, ибо обещать и не выполнять — очень худо. Сказки, когда ты снова покажешь мне твое радостное лицо, придя повидаться со мной? Ныне я буду считать минуты до нашей встречи и не спущу глаз с дороги. Пока, счастливый, не увижу тебя снова, до тех пор буду гореть в огне.

Чародейка-кормилица, улыбаясь, ответила ему:

— Ты образец красноречия, такими мольбами и обольщающими словами ты можешь привлечь на свою сторону и врагов. Мое сердце ранено столь многими твоими просьбами, клятвами и увещеваниями; цепи сняты с ног твоих и надеты на мои. Не печалься больше. Настало время твоего освобождения от горестей. Ты сам увидишь, как я исполню твое желание и превращу твою печаль в радость. Вис будет у тебя на поводу, и чего бы ты ни пожелал, она все выполнит. Приходи сюда каждый день в это время, ожидай меня здесь. Я тебе буду сообщать обо всем, что буду делать.

И, договорившись, они поклялись друг другу в преданности, взялись за руки, поцеловались и расстались.

17.

КОРМИЛИЦА, ПОКИНУВ РАМИНА, ПРИХОДИТ К ВИС

Когда кормилица увидела Вис, она обратилась к ней с заранее приготовленной подкупающей речью. Разлученная с братом и матерью, раненная в сердце Вис, отказавшаяся от всяких украшений, тосковала и обливала слезами подушку. Кормилица сказала ей следующее:

— О избранница души моей! Ты же не больна, почему же всегда лежишь? Стрелоподобный стан ты обратила в лук. Ты так ведешь себя, словно ты в темнице, а не в городе Мораве. Облегчи тяжесть своего горя. Нет ничего хуже печали, а верное средство от нее — это терпение. Если ты послушаешься меня, то будешь жить в радости и поминать добром свою судьбу. Для человека упование на бога — лучшая опора, печаль же и недоверие к нему станут его мстителями.

Когда Вис услыхала эти слова, она несколько успокоилась и подняла с колен отягченную горем голову. Показался лик ее, подобный восходящему солнцу. Повеяло ароматом от ее волос, и воздух заблагоухал амброй. От сияния ее лица земля превратилась в ран и дворец стал еще прекраснее. Лик ее уподобился весенней туче, которая проливала дождь; бессонные и заплаканные очи ее были прекраснее нарцисса, окропленного росой.

И она, плача, сказала кормилице:

— Что за час и день настали для меня, подобно огню сжигающие мое терпение? Каждый новый день судьба преподносит мне новую печаль, — по вине ли Морава, или планет, или же самого несправедливого рока. Страна эта — плавильня Для тела; это не город Морав, а глубокий и темный колодец. Этот великолепный расписанный дворец — заманчивый, как рай, для других — для меня темен и тягостен, подобно аду.

Днем увеличивается моя печаль, а ночью множатся несчастья. С каждой минутой мне все хуже и хуже. Я так ненавижу эту мгновенную жизнь, что не считаю себя среди живых, ибо потеряла надежду на жизнь. Я как-то во сне видела лицо Виро. Он возвращался с охоты верхом; был опоясан мечом, а в руках держал копье. Он возвращался с охоты с настрелянной дичью. Приблизившись ко мне, обрадованный встречей, он сказал: «Как ты поживаешь, о ты, любящая брата душа, живущая на чужбине? Как ты чувствуешь себя без меня в руках врага?» Затем я видела, будто он лег рядом со мной, обнял меня, поцеловал лицо и глаза и исцелил мое раненое сердце. Мне чудится, что я и сейчас слышу голос, которым он говорил со мной вчера ночью, и пока еще вдыхаю аромат его тела. Но так как судьба приносит мне столько горя, я не хочу больше жить. Я не могу больше терпеть, что душа моя мертва и лишена радости, а члены тела моего живы. Ведь ты сама знаешь, кормилица, что в этом городе Мораве, среди сотворенных богом людей, нет никого, кто был бы так прекрасен, как Виро.

Проливая кровавые слезы, Вис положила себе на голову руку кормилицы. Тут кормилица сказала ей следующее:

— О свет очей матери твоей! Пусть твоя кормилица умрет раньше тебя! Пусть не даст мне бог увидеть твое горе! Я выслушала твои слова, и они мне показались тяжелыми, как железо и медь. Не печалься так, не отравляй напрасно себе жизнь в этом сладком мгновенном мире. Развесели сердце, сколько можешь, ибо веселье умножает дни человеческой жизни.


Притча. Мгновенный мир подобен караван-сараю[16], а мы в нем — путники. Они останавливаются в караван-сарае ненадолго. Горе и радость мира сего неотделимы друг от друга и, подобно облачной тени, ни на мгновенье не остаются незыблемыми.


Если преходящий мир лишил тебя одной радости, он одарил тебя тысячью других. Ты прекрасная дева-царица. Твоим повелениям будет покорна вся земля. Не лишай себя радости и не ввергай разум в отчаянье. Все молодые люди мира сего ищут удовлетворения своих желаний и стремятся этого достигнуть. Одного влечет одно, другого утешает другое. Одни любят военное искусство, другие — своих жен и родителей, некоторые кичатся разряженными рабами, другие любят зрелых девиц. Так же по-разному радуются жены и дочери царей и вельмож; сидящие в комнатах, устланных коврами, предаются всяким удовольствиям; хотя у них есть мужья — прекрасные цари, но они имеют и возлюбленных, с которыми тайно предаются любви. Ты день и ночь предаешься скорби и напрасно убиваешься. Никого ты не вспоминаешь, кроме Виро, и никто тебе не нужен, кроме Виро. Хотя он и царского рода и царь, но он не ангел, взращенный в раю. Недавно ты спросила меня: есть ли в городе Мораве красавец, подобный Виро, или видела ли я ему подобного? Богу известно, что я в Мораве видела многих солнцеподобных юношей, на которых человеческий глаз не мог бы наглядеться. Станом они все похожи на кипарис, лицом прекрасны, а храбростью прославлены на весь мир. Если строго разобраться, — они превосходят Виро. Среди них есть один подлинный герой, подобный льву, достойный хвалы, которой не придумать уму человеческому. Другие юноши перед ним — звезды, а он — месяц среди них; другие — простые камешки, а он яхонт. Таким он выглядит среди них — царственный отпрыск, ведущий род от Адама, любимый брат царя Моабада, счастливый и благодатный. Имя ему Рамин; он ангел на земле и див в бою. Лицом он очень схож с Виро. Все мужчины и все здешние женщины влюблены в него. Бесстрашные герои воздают ему хвалу, и никто не может победить его на ристалищах. В Иране нет всадника, который соперничал бы с ним красотой. Копьем он может пронзить волос. В Туркистане и в Хорасане нет более искусного стрелка. По его повелению птицы на лету лишаются жизни. В бою он подобен разъяренному льву, а щедростью напоминает майский дождь. Его украшает множество добродетелей. Сердце Рамина так же носит печать любви, как и твое, и в той же мере чувствительно. О желанная и любимая всеми мужчинами, ты и он — словно яблоко, разрезанное на две части. Вы оба стали схожи. От чрезмерной печали он уподобился волоску, окрашенному в золотой цвет. Он, оказывается, как-то видел твое лицо и безумно влюбился в тебя. Рамин вспоминает тебя и живет надеждой на твою любовь. Из его прекрасных, подобных нарциссам, глаз день и ночь проливаются дожди, как из туч. Цвет его лица, сияющего, как луна, от великой печали стал желтым, как солома. Сердце его много претерпело от горестей безумной любви. Он много пил напитка любви — горького, как яд. Мне и тебя жаль, и его за безумную любовь, ибо все чувствуют сострадание при виде прекрасного лика, омраченного печалью. Я с состраданьем гляжу на вас обоих, — влюбленных, лишенных воли, потерявших сердце и отчаявшихся.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.