Вирус - [46]

Такси остановилось. Роза помогла мне выйти из машины и повела по лестнице. Я с трудом нащупал в кармане ключи и открыл дверь. Роза практически внесла меня внутрь, уложила на софу и даже накрыла одеялом. Потом она тихо, не говоря ни слова, ушла.

Мои глаза все еще продолжали то открываться, то закрываться, совершая равномерные движения, заданные мне маятником Розиного лица. Открыл – закрыл, светло – темно. Наконец мои глаза закрылись и больше не открывались.

ПЯТНАДЦАТОЕ ФЕВРААЯ

Утром я проснулся, лежа одетым под одеялом, в руке у меня был букет белых роз. Ну и видок у меня! Приняв душ, я постепенно пришел в себя.

В моем доме никогда не было вазы для цветов, так что пришлось поставить розы в высокий стакан, в котором я держу зубную щетку. Просто кич какой-то.

Я мучительно пытался припомнить хоть какие-то подробности вчерашнего вечера. Лицо Розы, аромат ее тела. Этот аромат так беспокоил меня, что я опять вспомнил совсем другую девушку.

Сянсян – это значит «аромат».

Я называл ее Сянсян.

Лицом Роза очень похоже на нее, только Роза старше.

Когда я в первый раз увидел Розу, то вспомнил Сянсян, вспомнил ее лицо, ощутил ее аромат.

Я называл ее Сянсян, потому что она от рождения обладала удивительным природным ароматом. От ее тела исходил приятный запах.

Готов поклясться, что своим носом я смог бы учуять и найти Сянсян среди десятитысячной толпы.

Но это совершенно невозможно – Сянсян умерла.

Ей было только восемнадцать лет.

Я помню ее.

В то лето стояла ужасная жара. Сухой палящий зной окутал весь Шанхай, будто нас всех переселили в пустыню. Даже прохлада домов не защищала от жары. Мы с Сянсян училась в одной группе в институте. В нашей компании было человек десять. Однажды мы все, кроме Линь Шу, отправились отдохнуть в деревеньку провинции Цзянсу, расположенную на берегу моря. Все надеялись, что там, у моря, будет легче переносить жару. Мы предполагали пробыть там дня три.

После изнуряющей пятичасовой езды на загородном автобусе мы вышли на берег моря и попали в бескрайние камышовые заросли. Там были большая лагуна и илистое болото, сплошь заросшее зеленым камышом. Эти заросли занимали, наверное, несколько тысяч му.[5] Стоило только забраться в камыши, и чаща так надежно скрывала тебя, что уже никому и не найти. Мы обнаружили в зарослях камыша пятачок сухой земли и поставили там две большие палатки – одну для нас, другую для девчонок.

Кто умел плавать, тут же побежали купаться в лагуне с кристально-чистой водой, а такие, как я, кто не умел плавать, стали с берега ловить рыбу и раков. Здесь было много раков. Конечно, то были не большие омары, а местная мелочь, но водились они в лагуне в огромном количестве. К вечеру мы, наловив раков, сварили их в большом котле, который привезли с собой. Они показались нам гораздо вкуснее омаров, приготовленных в ресторане.

В первый день не случилось ничего.

На второй день вечером я долго ворочался в палатке и никак не мог уснуть. Наконец мне надоело лежать без сна, и я вылез из палатки. Из зеленых зарослей камыша тянуло свежим ветерком, мне захотелось попасть туда – в прохладу. Я снял сандалии и босиком зашлепал по влажной земле, раздвигая густой камыш; тонкие стебли легонько хлестали меня по лицу. Я чувствовал себя невидимкой, поглощенным камышовой чащей. Вокруг колышутся на ветру стены камышей, а высоко вверху – крохотный кусочек темно-синего неба. Небо синее, как вода, но без ряби и волн, а посреди этой синевы медленно плывет круглая полная луна.

Я пошел вдоль маленького ручейка, все так же раздвигая камыши руками. Русло ручья прихотливо извивалось, а я все шагал вдоль него, пока наконец не вышел к маленькому озерцу. Вдруг я услышал всплеск и в свете луны увидел, что здесь кто-то купается.

Одновременно я почувствовал удивительный аромат.

Сквозь камыши я разглядел в воде голову и блестящие мокрые плечи. Я затаился в зарослях, с трудом сдерживая прерывистое дыхание. По воде метались длинные волосы, в сверкающих брызгах мелькали руки и ноги. Девушка купалась так долго, что у меня затекли ноги от неподвижного стояния. Наконец она стала медленно выходить из воды. Сначала я увидел голенькую спинку с маленькими выступающими лопатками, потом показались ее талия, бедра, и вот все ее тело открылось полностью, без остатка, словно она сбросила с себя панцирь. В свете луны мокрая кожа серебрилась нежными бликами.

Я увидел ее лицо.

– Сянсян…

Хотя ей было только восемнадцать, лицо и фигура Сянсян были как у взрослой женщины.

Она оделась, скрыв от меня свои прелести. Потом тихо, но твердо сказала:

– Выходи.

У меня, прятавшегося в камышах, загорелось лицо. Я долго мялся и переминался с ноги на ногу, но потом медленно вышел. Что ей сказать, я не знал. Сердце бешено колотилось. Я ужасно испугался. Вдруг она обвинит меня в посягательстве на дурное дело.

– Прости, я только сейчас пришел. Ничего не видел. – Мне хотелось оправдаться, это вышло очень неуклюже. У меня же не было при себе трехсот лянов серебра, и я не мог заплатить пени за нагую женщину.[6]

– Ты подглядывал. Ты все видел. – Сянсян подошла ко мне вплотную. Мне в нос так и ударил аромат ее тела.