Вирус бессмертия - [46]
— Я встретил сегодня одного человека, — сказал Р.Е. — Он думает, что над всеми нами уже свершился суд. Сейчас мы в раю.
— Суд? — встрепенулся Левайн, безучастно сидевший рядом. — Ну да, наверно, был. Теперь перед нами вечность. У нас не осталось Вселенной, никакого внешнего мира, ни чувств, ни страстей. Ничего, кроме нас самих и наших мыслей. Мы будем жить вечно погруженные в себя. А помните, как мы ломали голову — что с собой делать в дождливое воскресенье?
— Наше нынешнее положение вас как будто беспокоит?
— Беспокоит — это мягко сказано. Вот что я думаю. Представление Данте об аде было наивным, недостойным божественного воображения. Муки в огне. Нет, есть куда более изощренная пытка. Это скука. Муки ума, не находящего никакого выхода, обреченного вечно гнить в своем же сочащемся умственном гное, — вот настоящая пытка. О да, друг мой, нас судили и мы осуждены. Это не рай. Это ад.
Левайн встал и, уныло понурившись, ушел.
Этериель поднялся так высоко и засиял так ярко, как только осмеливался перед лицом Владыки. Его нимб мерцал маленькой светлой точкой в космосе.
— Смиренно прошу вас, Владыка, — сказал он склонившись, — выполнить ваше решение. Я не смею просить отказаться от него.
— Так что ж тебе надо, сын мой?
— Документ, одобренный Небесным Советом и подписанный вами, гласит, что воскресение из мертвых наступит в определенный день и час 1967 года по земному летоисчислению.
— Верно, сын мой.
— В решении не сказано, какой 1967 год. Как надо понимать 1967 год? Для большинства людей на земле это 1967 год после Рождества Христова. Но с того дня, как вы вдохнули жизнь в нашу землю, прошло 7476 лет. Если же верить доказательствам, которые вы создали в этом мире, прошло четыре миллиарда лет. Какой же сейчас год — 1967, 7476 или 4000000000?
Скажу вам еще, — продолжал Этериель — 1967 год после Рождества Христова — это 5728 год по еврейскому календарю. Это 2720 год со времени основания Рима, если пользоваться римским календарем. Это 1387 год по магометанскому календарю.
Владыка ответил тихим голосом:
— Я это знал, сын мой.
— Пусть тогда исполнится ваша воля! — воскликнул засветившийся от радости Этериель. — Пусть день воскресения из мертвых наступит в 1967 году, но лишь когда все жители Земли придут к согласию, что 1967 нужно назвать такой-то год и никакой другой!
— Да будет так, — сказал Владыка, и по этому его слову Земля приняла прежний вид вместе с Солнцем, Луной и всеми небесными светилами.
Чарлз Ван де Вет
Возвращение
Перевод с англ. Ю. Коптева и Г. Скребцова
Пролог
Вот уже около тридцати шести часов колонисты, оставшиеся в гигантском звездолете и собравшиеся на посадочной площадке, с тупым терпением ожидали окончания переговоров, которые вели их послы с туземцами планеты Удина.
Для Вирджила Симмонса его четырнадцать лет были тяжелым возрастом. Он был еще слишком юным, чтобы старшие относились к нему как к равному, и в то же время слишком взрослым, чтобы играть с детьми в зеленом снегу.
К концу вторых суток три посла вернулись, но от их официальности не осталось и следа. Они весело рассмеялись, когда один из них крикнул:
— Нам позволили здесь остаться!
Колонистов охватил восторг. Вирджил Симмонс, забыв о своем достоинстве, сохранять которое ему было так трудно, с радостным криком присоединился к остальной детворе, игравшей в зеленые снежки.
Они нашли наконец себе новую родину!
Прошло тринадцать лет; стояла зима, и зеленый снег, сдуваемый ветром с сопок, пушистыми хлопьями кружился вокруг Симмонса. Снег Удины; душистый снег, испускавший аромат древесной смолы. Впрочем, все здесь, на Удине, носило зеленоватые оттенки: планета вращалась вокруг зеленого солнца Забенес-Чалали, расположенного в созвездии Рака. Это была единственная зеленая звезда, видимая с Земли.
Симмонс поднялся на сопку и снял с плеча ружье. Где-то здесь должны водиться куропатки. Он вышел на открытое место и остановился как вкопанный. Прямо перед ним, будто порожденный пустынным зимним ландшафтом, внезапно появился туземец Удины.
Симмонс вздрогнул от неожиданности. Да и было отчего. За все эти годы, прошедшие со времени основания колонии, встречи между туземцами — они называли себя джаатами — и землянами были крайне редкими. Туземцы не проявляли никакой враждебности по отношению к пришельцам с Земли; они их просто, казалось, не замечали. Это был странный народ, и колонисты знали о нем мало.
Джаат приближался. У него были огромные и неуклюжие на вид ноги, но со стороны казалось, что они едва касаются поверхности снега. Не доходя несколько метров до Симмонса, туземец остановился, и теперь его можно было хорошо разглядеть. Он был около двух метров ростом, его угловатое туловище покрывала звериная шкура. На веревке, перекинутой через шею, болтался кожаный дорожный мешок.
— Вы должны улететь отсюда, — произнес джаат, едва шевеля губами. Он говорил на языке землян с удивительной легкостью, но гласные в его произношении звучали очень странно.
— Что? — переспросил Симмонс. Он тщетно всматривался в лицо джаата, стараясь разобраться в чувствах, вызвавших этот неожиданный приказ.
