Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня - [278]

Профессор молча затворил дверь.

– Эй! – протестующе воскликнул Фонтейн.

– Отсюда есть другой выход? – спросил профессор, глядя на засовы.

– Нет, – сказал Фонтейн.

Профессор осмотрелся, поглядел на стену, возле которой спал мальчик.

– За той стеной – обрыв?

– Верно, – сказал Фонтейн, чувствуя странную обиду оттого, что этот человек с такой легкостью получил у него информацию.

– А над вами никто не живет? – Незнакомец глянул вверх, на крашеный фанерный потолок лавки.

– Честно говоря, не знаю, – признался Фонтейн. – Если кто и живет, то очень уж тихо. Никогда их не слышал.

У этого копа Райделла, кажется, были проблемы. Он кое-как дотащился до застекленной витрины и со стуком поставил на нее вещмешок.

– Эй, слушай, ты же не хочешь сломать мне витрину?

Райделл обернулся, держась рукой за бок:

– Есть пластырь, широкий?

У Фонтейна, конечно, была аптечка для оказания первой помощи, но в ней не было ничего полезного. Там была пара упаковок марлевых бинтов производства аж 1978 года и хитроумная глазная повязка, с инструкцией вроде на финском.

– У меня есть изолента, – ответил Фонтейн.

– Что это?

– Эластичная лента. Серебристая, знаешь? Хорошо липнет к коже. Подойдет?

Райделл с трудом снял черную нейлоновую куртку и неуклюже, одной рукой, начал возиться с пуговицами измятой джинсовой рубашки. Девчонка бросилась помогать, и, когда она стянула с него рубашку, Фонтейн увидел серо-желтый свежий синяк. Плохой синяк.

– У вас что, авария?

Он затолкал «смит-и-вессон» в карман штанов, не очень-то безопасный тайник, но удобный, учитывая обстоятельства. Потертое ореховое дерево рукоятки торчало наружу как раз настолько, чтобы было сподручно выхватить револьвер, если понадобится. Он достал катушку с лентой из верхней выдвижной секции старой железной картотеки. Отмотал примерно фут; лента отошла с характерным звуком.

– Хочешь, наклею тебе эту штуку? Я клеил ею боксеров в Чикаго. На ринге, знаешь?

– Пожалуйста, – сказал Райделл и, сморщившись, поднял руку с ушибленной стороны.

Фонтейн оторвал отмотанный кусок ленты и осмотрел ребра Райделла.

– Эта лента – мистическая, понятно? – Он резко, со щелчком, растянул ее руками, повернув темной, клеящей стороной к Райделлу.

– Почему это? – спросил Райделл.

– Потому что у нее есть темная сторона… – Фонтейн продемонстрировал, – и светлая сторона… – он показал серебристую тусклую изнанку, – и она не дает Вселенной распасться на части.

Райделл завопил было, когда лента приклеилась, но сдержался.

– Дыши, – сказал Фонтейн. – Рожать приходилось?

– Нет, – выдавил Райделл.

– Ну, – сказал Фонтейн, готовя следующий кусок, подлиннее, – ты должен сейчас подышать точно так, как приказывают бабам, когда у них схватки. Итак: выдыхай…

Процесс пошел быстрее, и, покончив с перевязкой, Фонтейн увидел, как Райделл застегивает пуговицы сразу обеими руками.

– Добрый вечер! – внезапно сказал профессор; Фонтейн обернулся, не выпуская катушки, и увидел, что мальчик уже не спит – сидит, широко распахнув свои карие невидящие глаза, и таращится на человека в серо-зеленом пальто. – Хорошо выглядишь. Твой дом здесь?

Что-то шевельнулось в глубине глаз мальчика, посмотрело и втянулось обратно.

– Вы что, знакомы? – спросил Фонтейн.

– Мы встретились вчера вечером, – ответил профессор. – Здесь, на мосту.

– Минуточку, – сказал Фонтейн. – Так часы у него от вас?

Профессор обернулся и без выражения молча уставился на Фонтейна.

Фонтейна кольнула совесть.

– Все в порядке, – сказал он. – Я их просто берегу, чтобы не сломались.

– Понятно.

– Это чудесные часы, – сказал Фонтейн. – Откуда они у вас?

– Из Сингапура.

Фонтейн перевел взгляд с продолговатого лица человека, который, скорее всего, отнюдь не был профессором музыки, на ничего не выражающее лицо мальчишки.

– Я вижу, вы прячете пистолет в кармане, – сказал человек.

– Я просто рад вас видеть, – сказал Фонтейн, но никто не засмеялся[137].

– Какой калибр?

– Двадцать второй.

– Длина ствола?

– Четыре дюйма. На прицельную стрельбу не рассчитан, – сказал Фонтейн, – но для четырехдюймового ствола бьет вполне точно.

От такого допроса он сильно занервничал, хотелось почувствовать пистолет в руке, и в то же время ему было ясно, что, если он дотронется до оружия, что-то непременно случится. Непременно.

– Дайте его мне, – сказал незнакомец.

– С какой такой радости?

– Этой ночью неустановленное число вооруженных людей разыскивают мистера Райделла. Они хотели бы поймать его живым и допросить, но, несомненно, убьют его, если он попытается скрыться. Они убьют всех, кто окажется рядом с ним. Чисто аккуратности ради. Понимаете?

– А кто они?

– «Талантливая молодежь», – сказал незнакомец.

– Что?

– Они – наемные убийцы, которым платит некто, считающий, что мистер Райделл работает на конкурента, то есть на врага.

Фонтейн уставился на него:

– Зачем вам мой пистолет?

– Чтобы уложить как можно больше этих людей.

– Я не знаю, кто вы, – сказал Фонтейн.

– Верно, – сказал «профессор», – не знаете.

– Дурдом… – Фонтейн посмотрел на Шеветту. – Ты его знаешь?

– Нет, – сказала Шеветта.

– А ты, Райделл? Ты его знаешь?

Райделл перевел взгляд с Фонтейна на мужчину с танто, снова на Фонтейна.