Virtuality - [7]
Не спрашивая моего согласия, он говорит:
— Итак, вы должны будете записывать всё, что вам покажется знакомым. Желательно, если вы начнёте прямо сейчас.
Я смотрю прямо на него. Он говорит:
— Да, прямо сейчас. Например, запишите «Мне не нравится, когда меня называют Милочка». На отдельной строке. Следующую мысль — на следующей строке. И так далее. Затем, если вы будете вспоминать подробности, связанные с какой-либо конкретной мыслью, ставьте слева от строки в вашем ежедневнике галочку или крестик. Вы меня понимаете?
— Да, понимаю.
— Так берите ручку и записывайте всё знакомое, что вам сегодня пришло в голову. Давайте.
Беру ежедневник. Открываю на первой странице. Припоминая подробности, начинаю писать. Пишу: «Мне не нравится, когда меня называют Милочка». Потом: «Метрополь». И: «Балчуг». И: «Аврора». И ещё: «Яблоко, Макинтош, Apple». Ниже: «Мне нравится доктор Крылов». Ещё ниже: «Мне нравятся мужчины, которые за собой следят». Доктор терпеливо ждёт. Чуть подумав, снова пишу: «Я бы переспала с доктором Крыловым, будь он моложе». Ещё: «Паранойя». Ещё: «Лаундж, чиллаут». Чуть улыбнувшись, записываю: «Секретутка. Политкорректность». Строчкой ниже: «Каждая мелочь может стать решающей». Кажется, всё. Я говорю:
— Готово.
Доктор, смотря мне прямо в глаза, говорит:
— Дайте прочитать.
Зачем я записала, что он мне нравится?
— Это так необходимо? — спрашиваю я.
— Конечно. Быть может, я найду что-то полезное.
Зачем я это записала?
Кажется, у меня по-прежнему нет другого выхода. Я даю ему ежедневник. Он открывает и читает. Я наблюдаю за его реакцией. Он слегка улыбается. Кажется, на том самом месте, где я записала, что я бы с ним переспала, будь он моложе. Надо же так лохануться!
Доктор говорит:
— Вы написали, что я вам понравился. И что вам нравятся мужчины, которые следят за собой. И… ну, вы знаете.
В горле встаёт ком. Я откашливаюсь в руку. Выдавливаю из себя, опустив глаза:
— Д-да.
Вот дура, спалилась.
— Чаще всего у женщин мужчины, а особенно те, которые старше них, ассоциируются с их отцом.
— Отцом? — спрашиваю я.
— Да, отцом. Именно отец оказывает большое влияние на интимные реакции женщины. В течение жизни он выступает в качестве примера идеального мужчины. Или наоборот, если женщина плохо относилась к отцу в детстве. Когда девочка вырастает, она подсознательно оценивает мужчин, сравнивая их со своим отцом. А если это мальчик, то он также относится к своей матери. Подсознательно. А родителей, принадлежащих к тому же полу, что и дети, они часто воспринимают как конкурентов.
Что-то в этом есть. Да.
Доктор продолжает:
— Смело могу предположить, что я ассоциируюсь именно с вашим отцом.
Точно.
Только я не помню, есть ли у меня отец.
Доктор спрашивает:
— Кто ваш отец?
И вот, сейчас я сижу у себя в офисе и, как какой-нибудь старый пердун, составляю завещание. И пишу это послание тебе. Никогда бы не подумал, что соберусь умирать так рано. Но, кажется, я уже столько всего наделал, что мне лучше будет умереть. Во всяком случае, смерть — это меньшее из тех страданий, что готовит мне жизнь. К тому же, смерть предоставит мне и своеобразный отдых от всех этих больных придурков, ходящих на грани между нервным срывом и психическим заболеванием.
Ты когда-нибудь думала о смерти? А когда-нибудь составляла завещание? Между прочим, это неплохой способ выяснить, чего ты достиг. Чего ты стоишь. Что ты дал этому миру. Что ты оставишь после себя.
И чем больше ты сделал, чем больше строк будет в твоём завещании, тем меньше тебе захочется оставлять всё это. Оставлять людям, которые палец о палец не стукнули, чтобы всего этого добиться.
Эта собственная элитная клиника, этот особняк за городом, эта дорогая машина, эта квартира в центре Москвы, этот банковский счёт с крупной суммой на нём, думаешь, всё это так важно, когда ты узнаёшь, что ты уже практически труп? Хрена с два.
Но всё равно ты знаешь, что всё, что у тебя есть — это твоё и только твоё, потому что ты сам это сделал. Что это такое? Жадность? К чёрту её. В жопу. Когда сам для себя решаешь, что ты уже почти умер, начинаешь врубаться, что не так уж оно и важно, то, чего ты добился.
Это не так легко, понять, что ты всю свою жизнь ходил по кругу и вместе с хорошими вещами делал много зла. Ты жил какими-то своими, как тебе казалось, важными целями и не замечал действительно важного. Того, что рядом с тобой. Ты не думал, что воздух, которым ты дышишь, на самом деле прекрасен. Ты не так уж часто задумывался о прекрасном. Ты постоянно шёл к своим целям. Ты не хотел признать, что твоя дочь — урод, а твоя жена — алкоголичка. Ты думал, что тебе и семья-то на хер не нужна, в то время как на самом деле оказалось наоборот.
Я думал. Не ты.
Самое главное моё пристрастие — женский пол. Но не просто женский пол. Не какие-то там мои ровесницы или хотя бы лет на десять младше меня. Они уже в своём возрасте походят на старых разбитых потасканных шлюх. У них начинает отвисать сало, появляются морщины, лицо стареет, становясь с каждым годом всё страшнее и страшнее, особенно после подъёма и без макияжа.
Кто назвал женский пол прекрасным? Я бы назвал его иначе. Женский пол не прекрасен. Женский пол — временный пол. Почему? Красота временна, она живёт где-то на промежутке между пятнадцатью и тридцатью, ну, максимум, тридцатью пятью годами. Плюс к тому, после двадцати пяти-тридцати лет все бабы начинают повально деградировать. Тупеть.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.