Виражи судьбы, или Встреча в Америке - [7]

— Значит, ты была у него дома? — медленно сказал я. — Ну и как тебе с ним?

— Уж лучше, чем с тобой! Ты ему и как любовник в подметки не годишься, вот так! Иди, утешайся со своей Катей, она ведь так хорошо умеет утешать, да? Вот и катись теперь к этой ненормальной! Убирайся! — Анжелика распахнула дверь комнаты.

Я вышел. А на пороге остановился и спокойно — после моей вспышки эмоций просто не оставалось — сказал:

— Зря ты все-таки со мной так поступила. Я действительно любил тебя.

— Уходи, слышишь? — закричала Анжелика, швырнув мне в лицо игрушечную собачку.

Я машинально поймал ее на лету и вышел. Дверь захлопнулась. Так же машинально, держа в руках мой бывший подарок Анжелике, прошел по коридору и, выйдя из квартиры, аккуратно закрыл за собой дверь. Как видите, я ушел, не хлопнув демонстративно дверью, как обычно делают в таких ситуациях. Потом постоял немного и сел на ступеньку лестницы. Посмотрел на веселого плюшевого барбоса.

— Вот и выгнали нас с тобой, — сказал я собачке, скорее констатируя факт, чем огорчаясь. За то недолгое время, которое я провел у Анжелики, я успел переболеть все: и мою к ней любовь, и наш с ней разрыв. Я уже понял, что вряд ли буду переживать по поводу того, что случилось: предательство Анжелики даже не удивило меня как следует.

Я не торопясь встал, подумав немного, положил собачку возле двери в ее квартиру. Ведь эта развеселая глазастая плюшевая псина с развесистыми ушами ни в чем не была виновата. Выбрасывать ее было жалко, а дома она мне была ни к чему. Передарить ее было некому, да и не люблю я передаривать. Так может быть, Анжелика все-таки примет ее назад? Я как-то отстраненно вспомнил, как обрадовалась моя тогда еще любимая девушка, когда я принес ей этого смешного лопоухого и пучеглазого пса, как она держала его в руках и как мы, смеясь, наперебой предлагали варианты клички. Впрочем, ничего не придумали: так он и остался просто Барбосом. А вот теперь и мной, как собачкой, она поиграла и бросила. Пусть хоть эта плюшевая собаченция к ней вернется, у меня-то нет никакого желания возвращаться.

— Оставайся лучше здесь, дружок, — сказал я псу на прощанье и вышел во двор.

И вот тут и произошло самое удивительное. Как-никак у меня начиналась новая жизнь, и надо было осмотреться, заново ощутить себя во времени и пространстве. И вдруг я увидел, что вокруг меня весна, что светит солнце, без особого труда пробиваясь лучами через еще голые ветви, что поют птицы и тает последний снег. Как будто я до сих пор ходил с завязанными глазами, а тут вдруг снял повязку! Дышалось легко. Когда потом, пытаясь воскресить в памяти этот день, я расспрашивал о нем Витьку, он неизменно говорил, что тогда было холодно и пасмурно, но я ему не верил. Сейчас думаю, что это, может, была и правда, но одно я знаю точно: для меня тот день всегда останется в памяти как самый яркий в моей жизни, несмотря на всю эту весеннюю слякоть.

Я шел по улице, точно зная, кто будет меня ждать после занятий в конце аллеи, и улыбался, предвкушая, как еще издали замечу это ставшее уже знакомым серое пальто и вновь открою для себя глубину Катиных глаз и тепло ее улыбки. На сердце у меня было легко, как никогда.

* * *

Ее звали Катя Лазарева, но для меня она всегда оставалась Катенькой, моей маленькой, несмотря на то, что мы были сверстниками и я был всего на несколько месяцев старше ее, моей любимой. Как-то иначе, чем Катенька, я ее никогда не называл.

До того, как приехать сюда, Катя жила вовсе не в деревне Гадюкино, как, наверное, считала Анжелика, а в Екатеринбурге. А потом семья из-за каких-то проблем материального порядка — я никогда не спрашивал об этом Катю: и так знал, что там приходится считать каждую копейку — приехала к родственникам в Саратов. Наверное, все произошло потому, что от них ушел отец. Катя и ее мама, приехав в Саратов, так тут и обосновались. Катя перевелась в наш университет, чтобы закончить образование. А в первый же вечер после того, как она появилась на занятиях, мы с ней и полюбили друг друга. Такие вот фортели иногда выкидывает судьба. Хочешь не хочешь, а начинаешь верить в то, что твоя жизнь заранее предопределена и распланирована кем-то. Все-таки странно, что двое людей, живущих в разных городах, встречаются благодаря цепи обстоятельств, большей частью случайных. Встречаются и находят друг друга навсегда.

Теперь я уже не понимал, как мог любить Анжелику и совершать ради нее всяческие поступки, мне нужна была Катя, и только она. Не понимал я и того, как в первую нашу с ней встречу она могла показаться мне некрасивой. Катя была невысокой, стройной, хрупкой. В каждом ее движении сказывалась природная грациозность, которую не могли скрыть даже объемные свитера и строгие костюмы, которые она любила носить, предпочитая их, почему-то, всей остальной одежде. У нее были огромные — мне всегда казалось, что на пол-лица — глаза, которые в зависимости от ее настроения меняли свой цвет: иногда они были дымчато-серыми, иногда в них светились зеленые искорки, а иногда сияли, как два больших изумруда.

Внешне — да и характером — она напоминала мне «тургеневскую девушку»: во всяком случае, в каком-то из романов Тургенева, который когда-то совершенно случайно попал мне в руки, была героиня, очень похожая на нее. Сейчас мне даже немного страшно делается при мысли о том, что я мог бы не прочитать этот завалявшийся на даче роман — единственную книжку, которую я там нашел, чьи слипшиеся страницы пахли сыростью и грибами. Помню, книга показалась мне очень занудной, особенно в сравнении с моей любимой фантастикой, но теперь я понимаю — это книга про нее, про мою Катю, и ради этого я даже готов примириться с классикой, которую на дух не переношу.