Виражи любви - [2]

– Дженнифер, если позвонят с телевидения, скажи, что я уехала в тюрьму. И пускай приезжают завтра до двенадцати – я дам интервью, а писать мне расхотелось. Какая-то белиберда получается. Папа не звонил? А почту ты проверяла? Мне должен прийти чек от Коллинзов. Нет, папа мне написал по имейл позавчера. А тебе он пишет что-нибудь? Не слышу…

– Мама, я же в ванной! Что ты там кричишь? Я ничего не поняла… – Дженнифер в белом махровом халате вышла из ванной, расчесывая мокрые волосы. Худая и длинноногая, с тонкими чертами лица, она чем-то напоминала юного олененка. Поэтому ее детская кличка была Бэмби или Беби-бэмби. Рейчел тоже была стройной и длинноногой, но не такой волоокой. Наоборот, ее серые глаза были острыми и внимательными, а губы не такими пухлыми. Выразительными, красивыми, но не пухлыми, как у дочери. И все-таки они были чем-то неуловимо похожи, хотя в их семье традиционно считалось, что дочка вылитый отец.

– Дженни, ты опять влезла в мой халат… Повторяю еще раз, специально для вундеркиндов: журналистам скажи, пускай приедут завтра утром, всем остальным – я на работе, в тюрьме. Если позвонит папа, попроси его позвонить позднее. Хотя он не будет звонить, он же у нас известный жадина. Все, целую, побежала. Пока.

– Пока, пока. Так и скажу: мама в тюрьме, папа неизвестно где… И всем меня станет жалко.

Дженнифер прыснула, довольная своей дежурной шуткой, а потом вздохнула с облегчением. Мамы не будет до самой ночи, можно расслабиться. Хотя странное дело, мама вроде бы ни о чем никогда не спрашивает, но все знает и замечает. Это у нее профессиональное. Спорить с ней невозможно. И еще, она никогда ничего не запрещает, но так может спросить, что пропадает всякое желание делать по-своему… Дженнифер взяла трубку и нажала на цифру три. Кому она звонит чаще всего? Любимой подружке Розе.

– Привет. Как дела? Я дома одна. Может, встретимся? Хочешь, приезжай ко мне. А с кем ты? Ну, приезжай с Мишелем. Он точно Мишель, а не Майк? Ах это прозвище? А он что, гей? Ну хоть тут повезло… Он даже не один. И ты молчишь? И если бы я тебе не позвонила, то вы пошли бы гулять без меня? Ах ты собиралась мне звонить! А еще кто с вами? Леон? Это брат… Чей? Твой кузен? Откуда они все взялись? Приехали на мотоциклах? Они что, рокеры? Какая крутизна! Когда вы будете? Мне нужно полчаса, я только что из душа… Жду!

Дженнифер заметалась по дому, засовывая в комоды свои трусики, а заодно и мамино белье и соображая при этом, что ей надеть. С тех пор как папа уехал жить в Лос-Анджелес, потому что ему предложили там написать сценарий, женщины в доме расслабились и перестали следить за порядком. Вообще-то за порядком особо никто никогда и не следил, но с отъездом папы все пошло в окончательный разнос. Еду вообще не готовили. Гватемалка Кармен приходила убираться раз в неделю. А не два, как раньше. Мама считала, что жить на два дома разорительно и надо экономить. Хотя бы на прислуге. Экономия была смехотворной. Каждый раз, получая гонорар, мама садилась и расписывала все расходы. Получалось, что после всего еще должна была остаться куча денег. Но вопреки всем подсчетам с деньгами происходило что-то странное. Они начинали таять, исчезать в никуда, и оказывалось, что едва хватало дожить до следующих поступлений. Зато у Дженнифер были самые модные шмотки. И ее проблема приодеться была исключительно проблемой выбора: что надеть из того, что есть, а не где взять? Вот и сейчас Дженнифер выкинула из комода несколько джинсов и полдюжины маечек и погрузилась в раздумья. Раз эти ребята рокеры, надо надеть что-то им под стать. Стиль маленькая принцесса или моя прекрасная леди отпадает. Кожаная юбочка и черная майка? Ну это уж слишком – как будто я под них подделываюсь. Так, джинсы со стразами и майку с аппликацией или, может, лучше эту серую с красным словом «Cool». Простенько и со вкусом. Кстати, она стоила после скидки пятьдесят баксов, мать расщедрилась по случаю удачного дела. Они тогда закупили три пакета всякой мелочи в «Блуминдейле» со скидкой и без. Рожу красить будем или нет? Только глаза и губы. Нечего сразу звездиться, может, это вообще придурки какие-нибудь.

Рейчел Бевис в это время летела по шоссе на своем новом «ниссане» и думала о деле Коллинза. Бедная Глэдис! Разумеется, она не убивала мужа, и Рейчел ее вытащит. Но эта милая интеллигентная женщина сейчас сидит в тюрьме, ее не выпустили под залог и она может сломаться, начав на себя наговаривать в состоянии нервного срыва. Надо поддержать ее. Собственно, Рейчел для этого и едет. Эти журналисты приедут как-то некстати. Она не любила давать интервью в начале дела. Хотя ребята и уверяли ее, что спрашивать будут только о личном. Да и о личном говорить пока не стоит. Что она скажет? Вот уже третий год она живет с мужем в разных городах. Видятся только по праздникам. И надо всем доказывать, что у них все замечательно, просто временно так сложились обстоятельства… Все дело в том, что муж Рейчел был писателем. Когда-то в юности он написал неплохую книгу, но она не стала бестселлером и о ней быстро забыли все, кроме самого Карла и его родственников. Правда, она есть во всех университетских библиотеках. А один из его рассказов был напечатан в «Нью-Йоркере», но с тех пор прошло десять лет. Карл нигде не работал, он что-то писал время от времени – делал наброски к новой книге. Работа шла медленно, и у него начались нервные срывы. А для сохранения популярности он постоянно должен был присутствовать на каких-то тусовках, заводить знакомства, которые ни к чему не приводили. И однажды он решил, что надо покорять Голливуд. Эта идея осенила его во время очередного выписывания чеков на ежемесячные расходы. Надо было решать – или ехать отдыхать всей семьей на океан, или отправить Дженнифер в Европу с классом для стажировки в немецком и французском. То есть выбрать что-то одно, так как два мероприятия совместить не удавалось.