Виновный - [96]

Возможно, под влиянием этого случая Дэниел стал снова думать о матери — настоящей матери, но незадолго до экзаменов по праву на втором курсе он позвонил в Департамент социального обеспечения Ньюкасла и попросил к телефону Тришу. Ему сказали, что она уволилась в восемьдесят девятом году.

Дэниел помнил, как ему говорили, что у него будет право связаться с матерью, когда ему исполнится восемнадцать. Несмотря на то что она умерла, ему по-прежнему хотелось узнать, как именно это случилось и есть ли у нее памятная табличка. Он решил съездить в Ньюкасл, посмотреть, что можно выяснить о ее смерти. Какая-то часть его хотела туда вернуться. Дэниел не стал рассказывать Минни о своих планах, зная, что это слишком ее расстроит. Он боялся причинить ей боль, и ему проще было сделать этот звонок, находясь подальше от Брамптона. Он трижды перезванивал в социальную службу, прежде чем попал на того, кто смог ему помочь.

— Вы сказали «Дэниел Хантер»?

— Да.

— И вы говорите, что вашу родную мать звали Саманта. В восемьдесят восьмом вас усыновила Минни Флоренс Флинн?

— Угу.

Сотрудницу социальной службы звали Маргарет Бентли. Голос у нее был измученный, будто каждое слово отбирало ее энергию.

— На вашу мать у нас есть только отчеты из отдела по борьбе с наркотиками, но все давнишние…

— Все правильно. Я знаю, что она умерла. Я просто хочу узнать от чего и выяснить, есть ли у нее памятная табличка. Я знаю, что ее кремировали.

— Простите, мы не храним такую информацию, но вы можете поинтересоваться в отделе записи актов гражданского состояния в Ньюкасле. У них должно быть ее свидетельство о смерти. В городском совете вам скажут, где она была кремирована и есть ли памятная табличка…

— А… последний отчет из отдела по наркотикам был очень плохой?

— Вообще-то, мы не даем подобную информацию.

— Вы не скажете мне ничего нового, честное слово. Я знаю, что мама была наркоманкой. Просто…

— Последний отчет был очень хорошим. Она завязала.

— Вот как, и когда это было?

— В восемьдесят восьмом, в том же году, когда вас усыновили.

— Спасибо.

Дэниел повесил трубку.

Он подумал о последней встрече с матерью, о том, как она страшилась посмотреть в лицо тому, что ее ожидало. Может быть, она слезла с иглы ради него, может быть, потеряв его, она наконец испугалась наркотиков? Но если дело было не в передозировке, то почему она умерла такой молодой? Он подумал о мужчинах в ее жизни и стиснул зубы.

Ему нужно было готовиться к экзамену, но уже на следующее утро он сел в поезд до Ньюкасла. В этом возвращении была странная радость. Когда поезд подходил к перрону, Дэниел посмотрел на север в сторону района Коугейт. Он по-прежнему знал этот город как свои пять пальцев. Здесь он ходил по-другому: опустив голову и сунув руки в карманы, но инстинкт подсказывал ему направление. Он не бывал в Ньюкасле с того дня, как Минни его усыновила. Его переполняло восхитительное противоречивое возбуждение, словно он нарушил границу частных владений — собственного дома.

Дэниел не знал, где находится отдел записей актов гражданского состояния, но ему подсказали в Центральной библиотеке: на Суррей-стрит, и он прямиком направился туда. Он заранее записал полное имя матери и дату рождения, положившись на свою память.

Нужный ему отдел располагался в викторианском здании из бледного необожженного песчаника, смиренно накинувшем на плечи плащ из вековой сажи. В отнюдь не блиставших чистотой коридорах было по-казенному пусто. Направляясь к стойке, Дэниел чувствовал легкую скованность. Это напомнило ему первое посещение университетской библиотеки, его первый семинар, еще до того, как он понял, что на самом деле знает достаточно и у него есть право там находиться. На нем была футболка с длинным рукавом и джинсы. Он остановился на ступеньках, чтобы пригладить волосы, которые чересчур отросли спереди и начинали лезть в глаза. Войдя внутрь, он отправился в туалет, где сначала заправил футболку в джинсы, а потом снова ее вытащил. Стоя в очереди, он пытался понять, почему так нервничает: то ли потому, что собирался выведывать об умершей, то ли потому, что она его покинула.

Она его покинула.

Когда подошла его очередь, Дэниел шагнул к стойке и внезапно почувствовал себя отвергнутым, брошенным. Он вспомнил, как длинные ногти матери нервно — тук, тук, тук — отстукивали по столу.

— Слушаю вас?

Регистраторша была совсем молоденькой. Она наклонилась над столом, опираясь на локти, и улыбнулась Дэниелу.

— Да, я хотел бы получить копию свидетельства о смерти своей матери.

Пришлось заполнить бланки и подождать, но потом ему выдали свидетельство, вложенное в белый конверт. Он поблагодарил регистраторшу и ушел, не отважившись вскрыть конверт, пока не оказался на улице. Но даже там ему что-то мешало, возможно толчки спешивших мимо прохожих.

Он проскользнул в старомодное кафе на углу Пинстон-стрит и заказал кофе и круассан с беконом. В зале сидел толстяк с багровыми щеками, поглощавший запеканку с бобами, и две женщины с одинаковыми прическами — короткими обесцвеченными волосами, торчавшими в разные стороны, — курившие одну сигарету на двоих.