Виновный - [94]

Дэниел принес домой несколько газет и, зайдя на кухню, просмотрел каждую, ища отчеты о судебном заседании. В нескольких обсуждались отношения между ним и Себастьяном: «Мальчик прижался к своему адвокату». Одна цитировала показания доктора Голт: «Патологоанатом прокурорской службы, доктор Джиллиан Голт, высказала предположение, что убийца из Эйнджела мог сесть на жертву верхом, чтобы хватило сил забить пострадавшего до смерти, лицом к лицу».

Вздохнув, Дэниел провел рукой по глазам. Хотя в квартире было темно, он даже не подумал включить свет. Кухонный стол был завален рабочими папками. Дэниел стоял у окна и смотрел на парк, освещенный робкой луной. В ее переменчивом свете озеро казалось блестящей монетой. Он устал, но это была тревожная усталость, и он знал, что не сможет заснуть.

Замигал автоответчик: Каннингем оставил ему сообщение. Связь была плохая, и Дэниелу стоило труда его разобрать: «Денни, привет, получил твое сообщение… дом привели в порядок, и у меня уже есть покупатель. Молодая пара из города, присматривают домик в деревне. Написал тебе на электронную почту. Предложение хорошее, позвони мне и дай знать, продавать или нет».

Дэниел выдохнул и автоматически удалил сообщение. Он еще не был к этому готов. Ему нужно было время, чтобы решиться. Повалившись в одежде на постель, он не мигая уставился в потолок. Он помнил, как ребенком впервые приехал к Минни. Помнил свои припадки гнева и ярость. Но после всего, что произошло между ними, и всего, что она для него сделала, отчетливее всего он помнил последние слова, которые выплюнул ей в лицо: «Я хочу, чтобы ты умерла».

Теперь, когда она действительно умерла, ему хотелось попросить у нее прощения. Суд над мальчиком заставил его думать о ней еще больше. Этот суд помог ему понять, насколько близок он сам был к тому, чтобы оказаться на месте Себастьяна. Минни причинила ему боль, но она и спасла его.

Дэниел провел ладонью по грудной клетке, ощупав ребра. Ему вспомнились неуместные притязания Шарлотты у задней двери тюремного коридора. Он не мог понять, почему она вызвала у него такую жалость. Ее слабость и отчаяние вынудили Дэниела почувствовать себя обманутым за Себастьяна, хотя ребенок и не выказывал ей ничего, кроме любви. Вздохнув, Дэниел подложил руку под голову. Страсть Себастьяна к матери была ему понятна. Он сам в детстве был готов умереть, лишь бы защитить свою мать. Он помнил, как стоял на полу босиком, в пижаме, между ней и тем ее дружком. Помнил горячую струю мочи, медленно стекавшую вниз по ноге, и свою решимость выстоять до конца и спасти мать.

После того случая его передали на попечительство.

Он подумал о следах от уколов на руках своей матери, о частой смене ее настроения и о несвежем дыхании. Теперь он испытывал к ней жалость, такую же, как и к Шарлотте. Его отчаянная детская любовь давно прошла. Ему потребовалось стать мужчиной, прежде чем он осознал, какой вред мать ему причинила.

Дэниел сел, потом переоделся в домашнюю одежду и снял трубку в коридоре. Постоял, не сразу решившись набрать номер. На этот раз ответил муж Херриет. Дэниел, немного запинаясь, объяснил, кто он и зачем звонит.

— Да, конечно. Сейчас позову, — прозвучало в ответ.

В ожидании Дэниел прижал ладонь к стене коридора, слушая, как в трубке верещит телевизор, кашляет пожилой человек. Дэниел прикусил губу.

— Ну, здравствуй еще раз. — Голос у Херриет был усталый. — Молодец, что позвонил, даже не думала, что ты так скоро снова выйдешь на связь.

— Да, вы правы, просто вы тогда сказали кое-что, и я все время об этом думаю. У вас будет немного времени?

— Конечно, лапушка, что ты хотел?

Звук ее голоса напомнил ему Минни. Он закрыл глаза.

— Я звонил сестре Нормана. Она рассказала про аварию…

Херриет промолчала, но он отчетливо слышал ее дыхание.

— Дело в том, что я никогда до конца не понимал, через что Минни пришлось пройти, а теперь — понимаю, и… я все время думал о том, что вы сказали…

У него колотилось сердце. Он сделал паузу — вдруг Херриет что-нибудь ответит, но она не проронила ни слова. Может, он опять ее разозлил?

— Что именно, лапушка? Что я сказала?

Он набрал в легкие воздуха:

— Про то, что она терзала себя, беря на попечение приемышей.

— Знаю, храни ее Бог.

Дэниел сжал кулак и несильно ударил в стену.

— Как вы думаете, почему я? Почему она усыновила меня, а не кого-нибудь другого?

Херриет вздохнула.

— Это потому, что я ее просил? — допытывался Дэниел. — Или… потому, что мне было страшно от нее уезжать? Она когда-нибудь хотела усыновить кого-то другого?

Он ждал, что Херриет заговорит, а она все молчала. Молчание становилось гулким, словно низкая фортепьянная нота, взятая с нажатой педалью.

— Дружок, разве ты не знал? — наконец сказала она. — Она любила тебя, как родного. Ты был для нее особенным. Я помню твой первый год с ней. Она так с тобой намучилась поначалу. Ты был просто бешеным. Но она что-то в тебе разглядела… Конечно, она желала тебе добра и отдала бы тебя, если бы это было к лучшему, как отдавала других. Она жила одна и все время твердила мне, что детям нужна семья — братья и сестры, мужчина в доме. Она все пыталась найти тебе подходящий дом, а сама мечтала, чтобы ты остался.