Виноватые и правые - [36]

Само собой разумеется, что для Марьи этим дело не кончилось: я представил его в уголовную палату, которая тотчас же распорядилась о заключении обвиняемой в тюремный замок, а мне прислала указ, в котором между прочим было сказано: а судебному следователю Попову велеть указом, дабы он на будущее время ни под каким предлогом не осмеливался уклониться от точного исполнения предписанных законом правил о пресечении обвиняемым способов уклоняться от следствия и суда и не руководствовался личными своими убеждениями, что в настоящем деле достаточно отдачи на поруки и т. д.

Впрочем, при решении дела, палата переложила гнев на милость: по обвинению в детоубийстве, она Марью оставила свободною, за неимением улик, а по обвинению в незаконном прижитии ребенка оставила в сильном подозрении. Надобно полагать, и палата убеждена была, что от Сеньки лягушам быть не почто… парень, как есть…

V Не срывай платка с бомбардирши!

Раз, по одному делу, привелось мне заехать в Т. волостное правление или приказ удельного ведомства, как говорится там по старой привычке и как я буду говорить. Остановившись в здании приказа, я нашел здесь кое-кого из волостных начальников, но должен был долго ожидать подлежавших допросам крестьян, так как в то время началась жатва, и весь народ был в полях. От скуки, я ходил на реку выкупаться, причем заключил с ватагою мальчишек условие, в силу которого они обязались выловить для меня всех раков в реке, а я — заплатить им за то по копейке на брата. Контрагенты мои тотчас же приступили к исполнению своего обязательства, а я, полагаясь на их совесть, пошел в приказ. Дорогой мне встретилась какая-то баба, чисто одетая и еще молодая. Поравнявшись со мной, она остановилась и приветствовала меня по-военному:

— Здравия желаем, ваше благородие!

— Здравствуй, матушка. Ты имеешь до меня какое-нибудь дело? — спросил я ее.

— Имею, имею, в. б.

— Какое же у тебя дело?

— А разве тебе наши-то разбойники-то не донесли?.. мироеды-то?

— Какие это разбойники?

— Да старшина-то эта ихняя.

— Не знаю. Как твоя фамилия?

— А фамиль-то у меня ноне не какая-нибудь: Ершихой прозывают, в. б.

— Не помню я такого дела; да скажи, в чем оно?

— А опростоволосили! Вот ведь какое у меня дело-то!

— Такого дела у меня нет. Да как же это опростоволосили?

— А вот так! Да еще принародно: вот ведь что, в. б.!

— Все-таки я не пойму, в чем дело.

— А вот пойдем в приказ. Я ведь и при них все разбрякаю… Я не боюсь их: мне что!

Мы пошли, и дорогой Ершиха сообщила мне следующее:

— Ты, ведь, в. б., государев человек, и я тоже: так ты скорее по мне потянешь, чем по ним. Они тоже прежде государевы, удельные были[53]. А, вот, зимусь, государь от них отказался — указ такой выдал: не надо, говорит, мне вас… разбойников этаких. Ну, а я-то как была государева — так и осталась. Так вот они из за этого-то на меня и стали налегать.

— Как же так только ты одна государева осталась?

— А, вишь ты, мужа-то моего в солдаты взяли, так он тоже самому царю служит… присягу принимал. Да он уж теперь до большого чину дослужился. И поначалу-то он не в простые солдаты попал, а в матросы. Еще тогда все надо мной смеялись: эй ты, матроска-смоленая..! А теперь он уж чин получил другой… мудреной такой, что и не выговоришь: бан-мандел ли, как ли?

Ершиха засмеялась, не знаю, над собой, или над названием мудреного чина.

— Ну, да как придем в приказ, так я тебе грамотку покажу, — сам увидишь, — сказала она.

Мы пришли, и она подала мне какие-то бумаги, донельзя засаленные и отчасти изорванные. Первая оказалась черновым прошением в Т. волостное правление. В прошении этом значилось, что просительница-матроска Авдотья Ермолаева Ершова, что она жалуется на крестьянина одной с ней деревни Петра Егорова Молчанова, который, без всякого с ее стороны повода, во время храмового праздника, на улице, принародно сперва обругал ее всякими непотребными словами; когда же она не сказала ему против его брани ни одного слова, принародно же сорвал с головы ее платок, начал таскать за волосы и всячески немилосердно бить, похваляясь зашибить до смерти и, может быть, зашиб бы, если бы ее не отняли бывшие тут имярек, на которых просительница и ссылается, как на свидетелей.

— Да эта просьба написана в волостное правление, так ты и подай ее туда или, все равно, в волостной суд, — сказал я Ершовой, прочитав прошение.

— Подавала я, да что в том! Вишь, они все по нем, по Петрухе-то тянут: им от государя отказали, так они государевых людей и стали нажимать, а за своих-то разбойников стоят. — А я на ихний-то суд плевать хотела, а то и хуже — только при твоем благородии молвить непригоже. Вот что!

— Ну, плевать не следует.

— Да я ведь это только так говорю, для примера…

— Однако ж, ты подавала эту просьбу в ихнее же правление?

— Подавала; только не эту. Да и в той, в другой-то то же выписано.

— Так что-нибудь тебе объявили же?

— Промололи что-то; да не так… неладно! Я уж и прошенье-то просила назад, — хотела подать кому-нибудь из городских начальников… та была не столь запачкана… да не отдают разбойники! Прими уже эту, в. б. Да заступись за меня: я государев человек, как и сам ты.