Виновата ли она - [5]
В голове моей давно уже приготовлен был для Лидии Николаевны этот очерк идеала женщины.
- А наружность? - спросила она.
- Наружности я и определять не хочу. Эти нравственные качества, которые я перечислил, так одушевят даже неправильные черты лица, что она лучше покажется первой красавицы в мире.
- Таких женщин нет.
- Нет, есть.
- Вы, стало быть, встречали?
- Может быть.
- Желала бы я посмотреть на такую женщину.
Я ничего не отвечал. Дело в том, что под этим идеалом я разумел ее самое. Несколько времени мы молчали.
- Вы, Лидия Николаевна, говорили, что никогда и никого не полюбите? начал я.
- Да.
- Стало быть, вы никогда и замуж не пойдете?
- Нет, пойду.
- По расчету?
- Да, по расчету, - отвечала она.
И мне показалось, что, говоря это, она горько улыбнулась.
- Я не ожидал от вас этого слышать.
- Отчего ж не ожидали; это очень покойно; по крайней мере, если муж разлюбит, то не так будет обидно.
- Перестаньте так говорить, я вам не верю.
- Нет, правда.
- Правда?.. - начал было я.
- Постойте, - вдруг перебила меня Лидия Николаевна, - там, кажется, говорят про меня.
- Что такое вас встревожило? - спросил я.
- Так, ничего, - отвечала Лидия Николаевна.
- Ах, какая эта Пионова несносная! - прибавила она как бы про себя.
- Lydie, ou etes vous?* - раздался голос Марьи Виссарионовны из гостиной.
______________
* Лидия, где вы? (франц.).
- Ici, maman*, - отвечала Лидия.
______________
* Здесь, мама (франц.).
- Venez chez nous*.
______________
* Идите к нам (франц.).
- Посидите тут, я скоро возвращусь, - это ужасно! - проговорила она и ушла.
По крайней мере, с полчаса сидел я, напрягая слух, чтобы услышать, что говорится в гостиной; но тщетно; подойти к дверям и подслушивать мне было совестно. Наконец, послышались шаги, я думал, что это Лидия Николаевна, но вошел Леонид, нахмуренный и чем-то сильно рассерженный.
- Что вы тут сидите; пойдемте в кабинет, - сказал он.
Я пошел за ним в надежде, не узнаю ли чего-нибудь.
- Пионова сегодня что-то много говорит, - начал я.
- Мерзавка!.. Черт знает, как все эти женщины нелепы.
- А что же?
Леонид ничего не отвечал; расспрашивать его, я знал, было бесполезно.
- А математика идет плохо, - начал я с другого.
- Скверно. Как мне хочется на воздух! Поедемте прокатиться; я вас довезу до дому; у меня лошадь давно заложена.
- Хорошо. Можно проститься с вашими?
- Ступайте; а я покуда оденусь.
В гостиной я застал странную сцену: у Марьи Виссарионовны были на глазах слезы; Пионова, только что переставшая говорить, обмахивала себя платком; Иван Кузьмич был краснее, чем всегда; Лидия Николаевна сидела вдали и как будто похудела в несколько минут. Я раскланялся. Леонид подвез меня к моей квартире. Во всю дорогу он ни слова не проговорил и только, когда я вышел из саней, спросил меня:
- Вы будете завтра дома?
- Буду.
- Я завтра приду к вам.
- Приходите.
III
На другой день, только что я встал, Леонид пришел ко мне и по обыкновению закурил трубку, разлегся на диване и молчал; он не любил скоро начинать говорить.
- Ваши здоровы? - спросил я.
Меня заботило, что такое у них вчера было.
- Не знаю хорошенько; матери не видал, а сестра больна.
- Чем?
- Голова болит.
- Вы вчера поздно воротились?
- Нет, прокатился только.
- А гости еще у вас долго сидели?
- Не знаю; я не входил туда. Кажется, что долго, - отвечал нехотя Леонид.
Он был очень не в духе.
- Скажите, пожалуйста, Леонид Николаич, - начал я после нескольких минут молчания, - что это за человек Иван Кузьмич?
- Что за человек он, я не знаю, и даже сомневаюсь, человек ли он? А что глуп, как бревно, так это верно.
- Однако он принят у вас, как свой?
- Не отвяжешься от него, хотя я и давно об этом стараюсь.
- Почему ж?
- Он главный кредитор наш.
- А разве у вас долги есть?
Леонид усмехнулся.
- Есть немного.
- Сколько же?
- Тысяч триста серебром.
- Триста тысяч!.. А состояние велико ли?
- Около тысячи душ.
- Состояние прекрасное.
- Хорошо, только в итоге ставь нуль.
- Отчего же это?
- Дела расстроены. Отец у меня был очень умный человек, и, когда женился на матери, у него ничего не было, а у нее промотанных двести душ, но в пять лет он составил тысячу, а умер - и пошло все кривым колесом: сначала фабрика сгорела, потом взяты были подряды, не выполнили, залоги лопнули! А потом стряпчие появились и остальное доконали.
- Каким же образом Иван Кузьмич попал в число кредиторов?
- Получил от родного брата по наследству, с которым отец имел дела.
- А велик его вексель?
- Тысяч в тридцать серебром.
- Кто ж теперь управляет всем этим: и делами и имением вашим?
- Судьба.
- А матушка ваша предпринимает же что-нибудь?
- Едва ли. Она то плачет и говорит, что несчастнейшая в мире женщина, а потом, побеседовавши с Пионовою, уверяет всех, что ничего, что все прекрасно устроилось. Я ничего не понимаю.
- Во всяком случае она, мне кажется, женщина умная.
- Умна, только прежде была очень избалована жизнию. При дедушке жила в богатом доме и знала только на балы выезжать, при отце тоже: он ей в глаза глядел и окружал ее всевозможною роскошью. Вы бывали у нас в бельэтаже?
«Нижеследующая сцена происходила в небольшом уездном городке Ж.. Аполлос Михайлыч Дилетаев, сидя в своей прекрасной и даже богато меблированной гостиной, говорил долго, и говорил с увлечением. Убедительные слова его были по преимуществу направлены на сидевшего против высокого, худого и косого господина, который ему возражал…».
«Если вам когда-нибудь случалось взбираться по крутой и постоянно чем-то воняющей лестнице здания присутственных мест в городе П-е и там, на самом верху, повернув направо, проникать сквозь неуклюжую и с вечно надломленным замком дверь в целое отделение низеньких и сильно грязноватых комнат, помещавших в себе местный Приказ общественного призрения, то вам, конечно, бросался в глаза сидевший у окна, перед дубовой конторкой, чиновник, лет уже далеко за сорок, с крупными чертами лица, с всклокоченными волосами и бакенбардами, широкоплечий, с жилистыми руками и с более еще неуклюжими ногами…».
Известный роман выдающегося писателя, посвященный русской общественной жизни 60-х годов XIX века, проникнутый идеями демократизма, добра и человечности. Произведение это получило высокую оценку Л.Н.Толстого.
«Утро. Большой кабинетъ. Передъ письменнымъ столомъ сидитъ Владимiръ Ивановичъ Вуландъ, плотный, черноволосый, съ щетинистыми бакенбардами мужчина. Онъ, съ мрачнымъ выраженiемъ въ глазахъ, какъ бы просматриваетъ разложенныя передъ нимъ бумаги. Напротивъ его, на диванѣ, сидитъ Вильгельмина Ѳедоровна (жена его), высокая, худая, белокурая нѣмка. Она, тоже съ недовольнымъ лицомъ, вяжетъ какое-то вязанье…».
Роман А.Ф.Писемского «Тысяча душ» был написан больше ста лет тому назад (1853—1858). Но давно ушедший мир старой – провинциальной и столичной – России, сохраненный удивительной силой художественного слова, вновь и вновь оживает перед читателем романа. Конечно, не только ради удовлетворения «исторического» любопытства берем мы в руки эту книгу. Судьба главного героя романа Калиновича – крах его «искоренительных» деяний, бесплодность предпринятой им жестокой борьбы с прочно укоренившимся злом – взяточничеством, лихоимством, несправедливостью, наконец, личная его трагедия – все это по-своему поучительно и для нас.
«Губернией управлял князь ***. Четверг был моим докладным днем. В один из них, на половине моего доклада, дежурный чиновник возвестил:– Помещик Шамаев!– Просите, – сказал князь…».
А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.