В голове моей давно уже приготовлен был для Лидии Николаевны этот очерк идеала женщины.
- А наружность? - спросила она.
- Наружности я и определять не хочу. Эти нравственные качества, которые я перечислил, так одушевят даже неправильные черты лица, что она лучше покажется первой красавицы в мире.
- Таких женщин нет.
- Нет, есть.
- Вы, стало быть, встречали?
- Может быть.
- Желала бы я посмотреть на такую женщину.
Я ничего не отвечал. Дело в том, что под этим идеалом я разумел ее самое. Несколько времени мы молчали.
- Вы, Лидия Николаевна, говорили, что никогда и никого не полюбите? начал я.
- Да.
- Стало быть, вы никогда и замуж не пойдете?
- Нет, пойду.
- По расчету?
- Да, по расчету, - отвечала она.
И мне показалось, что, говоря это, она горько улыбнулась.
- Я не ожидал от вас этого слышать.
- Отчего ж не ожидали; это очень покойно; по крайней мере, если муж разлюбит, то не так будет обидно.
- Перестаньте так говорить, я вам не верю.
- Нет, правда.
- Правда?.. - начал было я.
- Постойте, - вдруг перебила меня Лидия Николаевна, - там, кажется, говорят про меня.
- Что такое вас встревожило? - спросил я.
- Так, ничего, - отвечала Лидия Николаевна.
- Ах, какая эта Пионова несносная! - прибавила она как бы про себя.
- Lydie, ou etes vous?* - раздался голос Марьи Виссарионовны из гостиной.
______________
* Лидия, где вы? (франц.).
- Ici, maman*, - отвечала Лидия.
______________
* Здесь, мама (франц.).
- Venez chez nous*.
______________
* Идите к нам (франц.).
- Посидите тут, я скоро возвращусь, - это ужасно! - проговорила она и ушла.
По крайней мере, с полчаса сидел я, напрягая слух, чтобы услышать, что говорится в гостиной; но тщетно; подойти к дверям и подслушивать мне было совестно. Наконец, послышались шаги, я думал, что это Лидия Николаевна, но вошел Леонид, нахмуренный и чем-то сильно рассерженный.
- Что вы тут сидите; пойдемте в кабинет, - сказал он.
Я пошел за ним в надежде, не узнаю ли чего-нибудь.
- Пионова сегодня что-то много говорит, - начал я.
- Мерзавка!.. Черт знает, как все эти женщины нелепы.
- А что же?
Леонид ничего не отвечал; расспрашивать его, я знал, было бесполезно.
- А математика идет плохо, - начал я с другого.
- Скверно. Как мне хочется на воздух! Поедемте прокатиться; я вас довезу до дому; у меня лошадь давно заложена.
- Хорошо. Можно проститься с вашими?
- Ступайте; а я покуда оденусь.
В гостиной я застал странную сцену: у Марьи Виссарионовны были на глазах слезы; Пионова, только что переставшая говорить, обмахивала себя платком; Иван Кузьмич был краснее, чем всегда; Лидия Николаевна сидела вдали и как будто похудела в несколько минут. Я раскланялся. Леонид подвез меня к моей квартире. Во всю дорогу он ни слова не проговорил и только, когда я вышел из саней, спросил меня:
- Вы будете завтра дома?
- Буду.
- Я завтра приду к вам.
- Приходите.
III
На другой день, только что я встал, Леонид пришел ко мне и по обыкновению закурил трубку, разлегся на диване и молчал; он не любил скоро начинать говорить.
- Ваши здоровы? - спросил я.
Меня заботило, что такое у них вчера было.
- Не знаю хорошенько; матери не видал, а сестра больна.
- Чем?
- Голова болит.
- Вы вчера поздно воротились?
- Нет, прокатился только.
- А гости еще у вас долго сидели?
- Не знаю; я не входил туда. Кажется, что долго, - отвечал нехотя Леонид.
Он был очень не в духе.
- Скажите, пожалуйста, Леонид Николаич, - начал я после нескольких минут молчания, - что это за человек Иван Кузьмич?
- Что за человек он, я не знаю, и даже сомневаюсь, человек ли он? А что глуп, как бревно, так это верно.
- Однако он принят у вас, как свой?
- Не отвяжешься от него, хотя я и давно об этом стараюсь.
- Почему ж?
- Он главный кредитор наш.
- А разве у вас долги есть?
Леонид усмехнулся.
- Есть немного.
- Сколько же?
- Тысяч триста серебром.
- Триста тысяч!.. А состояние велико ли?
- Около тысячи душ.
- Состояние прекрасное.
- Хорошо, только в итоге ставь нуль.
- Отчего же это?
- Дела расстроены. Отец у меня был очень умный человек, и, когда женился на матери, у него ничего не было, а у нее промотанных двести душ, но в пять лет он составил тысячу, а умер - и пошло все кривым колесом: сначала фабрика сгорела, потом взяты были подряды, не выполнили, залоги лопнули! А потом стряпчие появились и остальное доконали.
- Каким же образом Иван Кузьмич попал в число кредиторов?
- Получил от родного брата по наследству, с которым отец имел дела.
- А велик его вексель?
- Тысяч в тридцать серебром.
- Кто ж теперь управляет всем этим: и делами и имением вашим?
- Судьба.
- А матушка ваша предпринимает же что-нибудь?
- Едва ли. Она то плачет и говорит, что несчастнейшая в мире женщина, а потом, побеседовавши с Пионовою, уверяет всех, что ничего, что все прекрасно устроилось. Я ничего не понимаю.
- Во всяком случае она, мне кажется, женщина умная.
- Умна, только прежде была очень избалована жизнию. При дедушке жила в богатом доме и знала только на балы выезжать, при отце тоже: он ей в глаза глядел и окружал ее всевозможною роскошью. Вы бывали у нас в бельэтаже?
