Вино мертвецов - [39]

Симпатяга мертвец так глубоко вздохнул и с такой силой выдохнул, что весь скукожился и на секунду завис в своем мундире.

– Ему конец! – возликовал Тюлип.

Но нет, не тут-то было.

Бош постепенно приобрел нормальные размеры и продолжил свой рассказ:

– Тогда я поклонился донье, разметал пыль у ее ног полями своего сомбреро, встал на одно колено и сказал ей: “Сеньорита! Я обязуюсь вырвать оба глаза любому, кто посмеет утверждать, будто на свете сыщется красавица прекрасней и изящней вас!” А донья погрузила в воду благородную главу до самого крутого крупа, хлебнула от души водицы, тряхнула пышной гривой и сказала: “Сеньор! Я обязуюсь сделать то же с каждым, кто осмелится сказать, что вы не самый разлюбезный кабальеро, какого когда-либо носила на себе какая-либо лошадь!” Потом, пленительно потупив взор, прибавила: “Меня зовут Инес дель Кармелито, а мой отец – дон Торос, известный всей Севилье”. И тяжело – вот так – вздыхает…

Симпатяга мертвец так глубоко вздохнул и с такой силой выдохнул, что весь скукожился и на секунду завис в своем мундире, точно пробка на волне.

– Ему конец! – возликовал Тюлип.

Но нет, не тут-то было.

Бош постепенно приобрел нормальные размеры и продолжил свой рассказ:

– А я, первейший донжуан, знатнейший казанова, лишь только стемнело, вскочил на своего вороного мустанга и – цок-цок-цок! – поскакал в замок дона Тороса. Провели меня к этому дону, глядит он на меня исподлобья – глазищи налиты кровью, в них зловещие отблески факелов, – дико мотает огромной башкой и остервенело бьет копытом в серый камень пола. “Му-у! – ревет страшным голосом. – Дочь говорила мне о вас!” И все трясет башкой и направляет мне в живот две заостренных шишки, что у него растут на лбу “Му-у! А ну, снимите этот пояс!” Красивый красный пояс, который отлично смотрелся с моими черными шелковыми штанами. “Снимите! Му-у!” – ревет дон Торос, трясет башкой и бьет копытом в серый камень пола. Ну, снял я пояс, поклонился дону, разметал пыль у его ног полями своего сомбреро, встал на одно колено, говорю: “Сеньор! Я люблю вашу дочь, благородную донью Инес, и пришел просить ее руки!” И тяжело – вот так – вздыхаю…

Симпатяга мертвец так глубоко вздохнул и с такой силой выдохнул, что весь скукожился и на секунду завис в своем мундире, точно пробка на волне.

– Ему конец! – обрадованно закричал Тюлип.

Но нет, не тут-то было.

Бош постепенно приобрел нормальные размеры и продолжил свой рассказ:

– Дон Торос замычал, поднялся на дыбы, заметался по залу, а из ноздрей со свистом вырывался пар, так что мигало пламя факелов. Потом остановился и сказал: “Сеньор! Над нашим родом тяготеет проклятие. Когда девица из нашего рода хочет вступить в брак, ее избранник должен сразиться с сильнейшими быками всей Испании. Если он выйдет победителем, то поведет невесту к брачному ложу, если же нет… ” Дон Торос замычал, поднялся на дыбы, заметался по залу, а из ноздрей со свистом вырывался пар, так что замигало пламя факелов. “Му-у! – продолжал он со слезами в голосе. – Что говорить… Пойдемте лучше, я покажу вам галерею предков”. Отвел меня в большую галерею и указал на стены. Гром и молния! Какое зрелище, майн гот! Никогда не забуду! Со всех сторон висят бычьи головы, уставились стеклянными глазами и угрожают острыми рогами! “Как видите, – дон Торос прошептал, – до сих пор судьба была неблагосклонна к нашему роду!” Тогда я поклонился дону, разметал пыль у его ног полями своего сомбреро, встал на одно колено и сказал: “Сеньор! Чтобы завоевать чистейший и прекраснейший цветок из всех, что испокон веков цвели под знойным небом Испании, я готов разорвать на кусочки сердца всех на свете быков!” – “Му-у! – заревел дон Торос. – Му-у!” И тяжело – вот так – вздохнул…

– Ему конец! – с надеждой закричал Тюлип.

Но нет, не тут-то было.

Бош постепенно приобрел нормальные размеры и продолжил свой рассказ:

– На следующий день… Гром и молния! Какое зрелище, майн гот! Никогда не забуду! Трибуны переполнены, шум, гул, гремит оркестр, а посреди арены – я, в одной руке красный платок, в другой шпага! Вокруг валяется двенадцать туш поверженных быков. И я стою, в одной руке шпага, в другой красный платок! Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Толпа кричит: “Оле! Оле! Оле!” Выходит бык. Видит меня – и уходит. Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Толпа кричит: “Оле! Оле! Оле!” Выходит бык. Видит: вокруг валяется двенадцать туш поверженных быков. Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Толпа кричит: “Оле! Оле! Оле!” Бык падает без чувств – его уносят. Но вдруг распахиваются ворота, и на арену врывается черная карета, запряженная шестеркой белоснежных лошадей! А в карете… Гром и молния! Какое зрелище, майн гот! Никогда не забуду! В карете вальяжно раскинулся бык – фрак, монокль в глазу, лоснящийся цилиндр на рогах, в одной руке длиннющий лаковый мундштук, в другой батистовый платочек. Оркестр молчит, толпа молчит, всё молчит. “Берегитесь! – кричит мне из ложи донья Инес. – Этот – самый опасный, и он меня любит”. А бык выходит из кареты и говорит: “Ха-ха! Ха-ха! Люпимый мой Инес! Рати твоих преграсных класс я упивать этот наклец, и у нас пудет много тетишек! Ха-ха-ха! Пудет, как я скасал!” И вот он вышел, снял цилиндр, вытащил монокль и точит перед боем рога. Небрежно спрашивает: “Ви котоф?” – “А вы себе уже носилки заказали?” – спрашиваю я. А он мне: “Ха-ха-ха! Это ваш последний шутка! Защищайтесь!” И – на меня! Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Толпа кричит: “Оле! Оле! Оле!” Бык летит на меня, я – в сторону, он пролетает мимо, я – хвать его за хвост. Он разорался: “Польно! Отпустите гвост!” Я его – бам! – и опрокидываю на спину! Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Бык ревет: “Кром и молния! Я буду крязный!” Тогда я поднимаю шпагу… “Оле! Оле! Оле!” – “Ой, мама ротный! Я пропал!” И вдруг… Какое зрелище, майи гот! Никогда не забуду! Ворота распахнулись, и на арену хлынуло целое стадо коров! Все шли на задних ногах, у всех из глаз катились слезы, и каждая несла в руках дрожащего теленочка. Коровы воют: “У-у-у! Пожалейте нашего супруга!” Телята воют: “У-у-у! Пожалейте нас, сироток!” А донья Инес кричит мне из ложи: “Не верьте! Это все подстроено! Он каждый раз такое вытворяет, когда чует, что дело плохо!” Тогда я – хоп! – вонзаю шпагу. Оркестр играет: тра-ла-ла-ла! Толпа кричит: “Оле! Оле! Оле!” А бык ревет: “Щёрт фозьми!” – и испускает дух. Вот так.