Винни Пух и Все-Все-Все и многое другое - [2]
Вот почему на обложке этой книги и стоят две фамилии — Милна и моя. Кстати, могу сказать, что такой книги о Винни-Пухе нет даже в Англии, откуда он, как вы помните, родом. Недаром она — юбилейная! Это, пожалуй, самая-самая полная книга про Пуха — в ней не только Все-Все-Все, но и Всё-Всё-Всё.
В ней, между прочим, не восемнадцать глав, как было в прежних изданиях, а целых двадцать, так что она заметно подросла.
И кроме того, в ней есть Многое Другое (смотрите Приложения!).
Ну, пожалуй, на этом можно и закончить — я, кажется, сказал Всё-Всё-Всё, что собирался, а то и больше! Оставляю вас с Винни-Пухом и его друзьями. Ваш старый товарищ
Борис Заходер
Книга первая. Винни-Пух
ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой мы знакомимся с Винни-Пухом и несколькими пчелами
Ну вот, перед вами Винни-Пух.
Как видите, он спускается по лестнице вслед за своим другом Кристофером Робином, головой вниз, пересчитывая ступеньки собственным затылком: бум-бум-бум. Другого способа сходить с лестницы он пока не знает. Иногда ему, правда, кажется, что можно бы найти какой-то другой способ, если бы он только мог на минутку перестать бумкать и как следует сосредоточиться. Но увы — сосредоточиться-то ему и некогда.
Как бы то ни было, вот он уже спустился и готов с вами познакомиться.
— Винни-Пух. Очень приятно!
Вас, вероятно, удивляет, почему его так странно зовут, а если вы знаете английский, то вы удивитесь еще больше.
Это необыкновенное имя подарил ему Кристофер Робин. Надо вам сказать, что когда-то Кристофер Робин был знаком с одним лебедем на пруду, которого он звал Пухом. Для лебедя это было очень подходящее имя, потому что если ты зовешь лебедя громко: «Пу-ух! Пу-ух!» — а он не откликается, то ты всегда можешь сделать вид, что ты просто понарошку стрелял; а если ты звал его тихо, то все подумают, что ты просто подул себе на нос. Лебедь потом куда-то делся, а имя осталось, и Кристофер Робин решил отдать его своему медвежонку, чтобы оно не пропало зря.
А Винни — так звали самую лучшую, самую добрую медведицу в зоологическом саду, которую очень-очень любил Кристофер Робин. А она очень-очень любила его. Ее ли назвали Винни в честь Пуха, или Пуха назвали в ее честь — теперь уже никто не знает, даже папа Кристофера Робина. Когда-то он знал, а теперь забыл.
Словом, теперь мишку зовут Винни-Пух, и вы знаете почему.
Иногда Винни-Пух любит вечерком во что-нибудь поиграть, а иногда, особенно когда папа дома, он больше любит тихонько посидеть у огня и послушать какую-нибудь интересную сказку.
В этот вечер…
— Папа, как насчет сказки? — спросил Кристофер Робин.
— Что насчет сказки? — спросил папа.
— Ты не мог бы рассказать Винни-Пуху сказочку? Ему очень хочется!
— Может быть, и мог бы, — сказал папа. — А какую ему хочется и про кого?
— Интересную, и про него, конечно. Он ведь у нас ТАКОЙ медвежонок!
— Понимаю. — сказал папа.
— Так, пожалуйста, папочка, расскажи!
— Попробую, — сказал папа.
И он попробовал.
Давным-давно — кажется, в прошлую пятницу — Винни-Пух жил в лесу один-одинешенек, под именем Сандерс.
— Что значит «жил под именем»? — немедленно спросил Кристофер Робин.
— Это значит, что на дощечке над дверью было золотыми буквами написано «Мистер Сандерс», а он под ней жил.
— Он, наверно, и сам этого не понимал, — сказал Кристофер Робин.
— Зато теперь понял, — проворчал кто-то басом.
— Тогда я буду продолжать, — сказал папа.
Вот однажды, гуляя по лесу, Пух вышел на полянку. На полянке рос высокий-превысокий дуб, а на самой верхушке этого дуба кто-то громко жужжал: жжжжжжж…
Винни-Пух сел на траву под деревом, обхватил голову лапами и стал думать.
Сначала он подумал так: «Это — жжжжжж — неспроста! Зря никто жужжать не станет. Само дерево жужжать не может. Значит, тут кто-то жужжит. А зачем тебе жужжать, если ты — не пчела? По-моему, так!»
Потом он еще подумал-подумал и сказал про себя: «А зачем на свете пчелы? Для того, чтобы делать мед! По-моему, так!»
Тут он поднялся и сказал:
— А зачем на свете мед? Для того, чтобы я его ел! По-моему, так, а не иначе!
И с этими словами он полез на дерево.
Он лез, и лез, и все лез, и по дороге он пел про себя песенку, которую сам тут же сочинил. Вот какую:
Вот он влез еще немножко повыше… и еще немножко… и еще совсем-совсем немножко повыше… И тут ему пришла на ум другая песенка-пыхтелка:
По правде говоря, Пух уже порядком устал, поэтому Пыхтелка получилась такая жалобная. Но ему осталось лезть уже совсем-совсем-совсем немножко. Вот стоит только влезть на эту веточку — и…
ТРРАХ!
— Мама! — крикнул Пух, пролетев добрых три метра вниз и чуть не задев носом о толстую ветку.
— Эх, и зачем я только… — пробормотал он, пролетев еще метров пять.
— Да ведь я не хотел сделать ничего пло… — попытался он объяснить, стукнувшись о следующую ветку и перевернувшись вверх тормашками.
— А все из-за того, — признался он наконец, когда перекувырнулся еще три раза, пожелал всего хорошего самым нижним веткам и плавно приземлился в колючий-преколючий терновый куст, — все из-за того, что я слишком люблю мед! Мама!..
