Винляндия - [16]

Дело это давнее, старое как Прерия, которая сколько-то была темой дебатов. Френези поступали бесплатные советы и так, и сяк. Кто-то говорил ей, что это конец её жизни как художника, как революционера, и понуждал её сделать аборт, что обеспечить по тем дням было не так-то легко, если не ехать к югу от границы. А если желала оставаться на севере, нужно быть богатой и пройти комиссионные учения с гинекологами и мозгоправами. Иные же отмечали, что за оттяжный ей выпал шанс вырастить ребёнка политически верным манером, хотя определения такового варьировались от чтения ребёнку на ночь Троцкого до подмешивания в молочную смесь ЛСД.

— Но больно-то оттого, — продолжал Зойд, — до чего невинной я её считал. Ёбаный же дурак. Мне хотелось научить её уму-разуму, в то же время оберечь от знания, до чего говённым всё может стать. Вот я балбес.

— Ты винишь себя за те дела, в которые она впуталась?

— За то, что чересчур много чего не видел. Что считал, будто ей сойдёт это с рук, думал, что мы их всех побьём.

— Н-да, тут ты проебал, — Ван Метр хорошенько себе похмыкав. Их дружба много лет отчасти покоилась на том, что каждый делал вид, будто насмехается над злосчастьем другого. Зойд посидел, кивая: Всё верно, всё верно. — Так дёргался из-за Эктора, даже не знал, что жену твою пялит другой федеральный дядя, пока она совсем не пропала! Улёт что надо, чувак!

— Ценю поддержку, старина, но я всё равно тогда был рад не путаться на пути у Эктора, да ‘ще так, чтоб жопа в не слишком большую мясорубку попала. — Но понимал: как и все страдальцы Ящикоманы, он, должно быть, на самом деле думал, пока они с младенцем делали ноги, что на этом всё, кончилось, пора переходить к рекламе и роликам серии для будущей недели… Френези, может, и нет больше, но навсегда останется его любовь к Прерии, будет гореть ночничком, вечно поблизости, пусть хладная и тусклая, но зато всю ночь… И Эктор, в актёрской своей буквальности и буротуфельной конформности, хоть в то же время и душевнобольной, никогда больше не обеспокоит его окружающей среды. Чёртов дурень Зойд. Настолько сбрендил от тех мифических деньков высокой драмы, что позабыл: им с Прерией на самом деле запросто придётся много лет жить и дальше, когда те завершатся.

Весь оставшийся день ему казалось, будто куда б он ни заехал, на него странненько поглядывают. Помощник подавалы в «Секвойном рукаве», готовя столики к обеду, пропал на задах ресторана, где телефон, едва Зойд нарисовался в дверях. Официантки в «Le Bûcheron Affamé»[26] сгрудились в углу, зашептались, бросая на него неспешные взглядики через плечо, которые даже ему трудно было истолковать иначе, нежели как жалостливые.

— Здрасьте, дамы, как сегодня тёплый салат с уткой? — Но никто не выступил ни с чем, что бы превышало мимолётное упоминание о вездесущем, хоть и неназываемом Экторе. Вернувшись на трассу, Зойд оборонительно послушивал во все стороны, нипочём не скажешь, откуда выпрыгнет сбесившийся от Ящика беглец из Детокса. На следующей своей остановке, в «Гумболайе», посреди шпыняющих желудок ароматов Блюда Дня тофу à la étouffée[27], Зойд спроворил себе конторский телефон, позвонить Доку Дальши непосредственно в его крыло «Винляндского дворца».

— НИКОГДА, — ответил бойкий женский голос на другом конце.

— А? Я ж пока вас даже никуда не позвал.

Её голос упал на пол-октавы.

— Это про Эктора Суньигу — может, вам лучше повисеть на линии. — После краткой записанной программы музыкальных тем из знаменитых телепрограмм, включился сладкозвучный д-р Дальши.

— Не хочу вас волновать, Док, — сказал Зойд, — но мне кажется, он меня преследует.

— У вас… такие ощущения давно? — В глубине, на каком-то проигрывателе, Зойд мог расслышать, как Маленький Чарли и «Ночные коты» поют «Сбрендил от ТВ».

— Ага, в случае с Эктором лет пятнадцать-двадцать. Кое-кто на киче дольше парится.

— Послушайте, я могу привести своих людей в готовность, но не думаю, что мы сумеем защищать вас круглосуточно, или как-то. — Где-то на этом месте шеф-повар ‘Ти Брюс сунул голову в дверь и завопил:

— Ты ещё говоришь? — и, судя по виду, ему не терпелось выдворить отсюда Зойда, хотя прежде у них в традиции было засиживаться за бенье и кофе с цикорием.

После ракообразных дел следующей остановкой Зойда стали «Зановорожденные» Рика-с-Чиком аж на косе Старый Большой Палец, мастерская по автомобильному преобразованию, расположенная среди штабелей брёвен и окружных гаражей. Хозяева её, близнецы из округа Гумбольдт, обрели Иисуса и начальные инвестиции примерно в одно время, при топливной панике семидесятых, когда ради налоговых послаблений за выпуск первого в США пассажирского дизеля «Дж-М» взяли свой движок V-8 от «кадиллака» на 5,7 литра и, в некоторой спешке, преобразовали его. В последовавший за сим сезон покупательского разочарования знатоки движков, включая Рика и Чика, обнаружили, что способны зарабатывать по $2500 за один заказ, снова обращая эти непродуманные двигуны в бензиновые. Вскоре они расширились до корпусных работ, поставили сарай для покраски и стали делать больше заказных модификаций и конверсий, а со временем превратились по всему Побережью и за Сьеррами в олицетворение второй жизни для любых автомобилей.