Вильсон Мякинная голова - [59]

Оставивъ собственную свою свѣчу на ступенькѣ лѣстницы, Томъ началъ чуть не ползкомъ пробираться къ кипѣ банковыхъ билетовъ. Когда онъ проходилъ мимо дяди, старикъ пошевельнулся во снѣ. Въ то же мгновеніе Томъ остановился и потихоньку вынулъ кинжалъ изъ ноженъ. Сердце молодого человѣка усиленно билось и онъ не сводилъ глаза съ своего благодѣтеля. Минутку спустя Томъ рискнулъ продвинуться еше на шагъ впередъ, добрался до банковыхъ билетовъ и схватилъ ихъ, но при этомъ уронилъ на полъ ножны кинжала. Въ тотъ же мигъ онъ почувствовалъ, что мощная рука престарѣлаго судьи схватила его за плечо, и въ ушахъ его раздался громкій крикъ: «Ко мнѣ, на помощь!» Безъ малѣйшаго колебанія Томъ со всего размаха ударилъ старика кинжаломъ и тотчасъ же почувствовалъ себя свободнымъ. Нѣсколько банковыхъ билетовъ, выскользнувъ изъ лѣвой его руки, упали на полъ и выпачкались тамъ въ крови. Бросивъ кинжалъ, онъ схватилъ ихъ правой рукой и собрался бѣжать, но затѣмъ, въ страхѣ и смущеніи, переложилъ поднятыя съ полу деньги въ лѣвую руку и снова схватился за кинжалъ. Опомнившись, однако, молодой человѣкъ бросилъ кинжалъ на полъ, такъ какъ счелъ совершенно излишнимъ брать съ собой такую опасную улику.

Онъ устремился на лѣстницу, заперъ за собою дверь, которая вела туда изъ корридора, схвалилъ свою свѣчу и поспѣшно взбѣжалъ наверхъ. Въ это время тишина ночи была уже прервана шорохомъ шаговъ, поспѣшно приближавшихся къ дому. Въ слѣдующій затѣмъ мигъ Томъ былъ уже въ своей комнатѣ, а до нельзя испуганные и ошеломленные близнецы стояли надъ трупомъ убитаго старика.

Томъ накинулъ на себя пиджакъ, спряталъ за пазуху шляпу, облекся затѣмъ въ костюмъ дѣвушки, закрылъ себѣ лицо вуалью, задулъ свѣчу, заперъ дверь своей комнаты на замокъ, положилъ ключъ въ карманъ, вышелъ черезъ другую дверь на черную лѣстницу, заперъ эту дверь тоже на замокъ и спряталъ отъ нея ключъ. Тогда лишь онъ потихоньку спустился внизъ съ чернаго хода и вышелъ изъ дому. Томъ былъ убѣжденъ, что никого не встрѣтитъ, такъ какъ общее вниманіе было теперь сосредоточено въ совершенно другомъ мѣстѣ дома. Разсчеты его оказались правильными. Въ то время, когда онъ проходилъ черезъ задній дворъ, г-жа Праттъ, вся домашняя прислуга и съ полдюжины полуодѣтыхъ сосѣдей сбѣжались уже въ кабинетъ, гдѣ находились близнецы и убитый судья. Къ нимъ ежеминутно присоединялись люди, прибѣгавшіе черезъ парадныя двери съ улицы.

Томъ, дрожа какъ въ лихорадкѣ, выходилъ изъ калитки въ глухой переулокъ, когда три женщины выбѣжали изъ дома, находившагося на противоположной сторонѣ переулка, и устремились въ эту самую калитку. Онѣ спрашивали: что такое случилось у судьи въ домѣ? но убѣжали, не дождавшись, отвѣта. Томъ сказалъ себѣ самому: «Эти старыя дѣвы, по обыкновенію, слишкомъ долго замѣшкались со своимъ одѣваніемъ. То же самое случилось съ ними и въ ту ночь, когда сгорѣлъ домъ ихъ ближайшаго сосѣда Стевенса». Спустя нѣсколько минутъ молодой человѣкъ очутился въ заколдованномъ домѣ, зажегъ тамъ свѣчу и снялъ съ себя женское платье. Весь лѣвый бокъ былъ у него залитъ кровью, да и правая рука оказалась тоже въ крови, такъ какъ онъ схватилъ ею упавшіе на полъ и пропитанные кровью банковые билеты. Никакихъ иныхъ опасныхъ уликъ, повидимому, не осталось. Онъ тщательно вытеръ руку соломой и подобнымъ же образомъ снялъ съ своего лица почти весь слой жженой пробки, которымъ оно было натерто. Затѣмъ онъ сжегъ оба свои костюма, мужской и женскій, такъ тщательно, что они обратились въ пепелъ, развѣялъ этотъ пепелъ по вѣтру и переодѣлся въ лохмотья бродяги. Погасивъ тогда свѣчу, Томъ выбрался изъ Заколдованнаго дома на прибрежную тропу, съ намѣреніемъ воспользоваться тѣмъ самымъ средствомъ, которое было уже съ успѣхомъ употреблено Роксаной. Найдя на берегу челнъ, онъ спустился на немъ внизъ по теченію, причалилъ незадолго до разсвѣта къ берегу, оттолкнулъ ногой челнъ, дошелъ пѣшкомъ до ближайшей деревни и притаился возлѣ нея въ кустахъ до тѣхъ поръ, пока не показался вдали пароходъ, направлявшійся вверхъ по рѣкѣ. Тогда Томъ подошелъ къ пристани и сѣлъ на пароходъ, взявъ себѣ мѣсто на палубѣ. Онъ чувствовалъ себя не въ своей тарелкѣ до тѣхъ поръ, пока пароходъ не миновалъ Даусонову пристань, но послѣ того вздохнулъ полной грудью и подумалъ: «Теперь искуснѣйшіе сыщики на всемъ земномъ шарѣ не будутъ въ состояніи меня разыскать. Я не оставилъ противъ себя даже и тѣни какой-нибудь улики! Это убійство такъ и останется окутаннымъ завѣсою тайны. Пройдетъ пятьдесятъ лѣтъ, а мирные горожане Даусоновой пристани будутъ все еще ломать головы надъ разрѣшеніемъ загадки, которую я имъ теперь задалъ.

Прибывъ утромъ въ Сенъ-Луи, онъ прочелъ въ газетахъ слѣдующую коротенькую телеграмму съ Даусоновой пристани:

„Престарѣлый и уважаемый нашъ гражданинъ, судья Дрисколль, былъ убитъ здѣсь около полуночи какимъ-то итальянскимъ проходимцемъ, дворяниномъ или цирульникомъ. Убійство вызвано ссорой, поводомъ къ которой послужили недавнія выборы. Съ убійцемъ, вѣроятно, расправятся судомъ Линча“.

— Итакъ, подозрѣніе пало на одного изъ близнецовъ! — разсуждалъ самъ съ собою Томъ. Какое неожиданное счастье! Услугу эту оказалъ грубіяну Луиджи индійскій его кинжалъ. Мы сплошь и рядомъ не понимаемъ благихъ намѣреній Судьбы. Я отъ всего сердца проклиналъ Мякинноголоваго Вильсона за то, что онъ лишилъ меня возможности продать этотъ кинжалъ, но теперь мысленно прошу у него прощенія.