Виктория - [59]

— У дяди Йегуды сидят как по покойнику, — сказал он, когда она смыла ему пену со спины. — Скажи им, пусть не нервничают из-за Эзры. Ливан — это просто рай.

С самого дня возвращения из Басры он ни разу не говорил напрямую с Йегудой. Будто безмолвная стена отчуждения встала между ним и семейством его дяди. Виктория решила, что между ними какая-то черная кошка пробежала. Рафаэля понять было можно, он сердился из-за того, что в его отсутствие Мирьям выдали замуж. Но у Азизы-то с Йегудой что против него — этого она никак не могла понять. Зато с ее отцом Рафаэль несколько сблизился, что вызывало у Йегуды ревность. Почтенный дядюшка несколько раз пытался поступиться гордостью и разбить лед, но испепеляющий взгляд Азизы уничтожал в самом зародыше его желание помириться. Виктория спросила у Мирьям, но ответа не получила. И Рафаэль тоже избегал об этом говорить и просил поменьше придавать этому значения.

— Они такие не из-за Эзры, — сказала она. — Гурджи сломал Мирьям ногу.

До самого дня своей смерти он боялся простуды, ни разу не поколебался в убеждении, что обязательно простудишься, когда тебя после мытья ветром прохватит. Поэтому зимой не любил окунаться в теплую воду, ломал голову в поисках патента сухой очистки тела, но хитроумного способа отказаться от воды, паров и сквозняков так и не нашел. В старости он любил подсмеиваться над скелетом с косой в руке — мол, тоже мне, придумали символ смерти! Холодный ветер, пролетевший сквозь облако пара, — вот ее настоящий посланец! Свернется, бывало, в лохани с теплой водой и сидит, пока Виктория не закутает его в большое полотенце.

А тут он вскочил на ноги, и по его покрасневшей коже вода потекла, как снаружи по окнам. От медного сияния его члена у нее горло перехватило. Но глаза его вдруг подернулись дымкой, стали жесткие, отсутствующие.

— Очки! — приказал он.

— Холодно. Сперва вытрись.

— Очки! Этот гад сломал ей ногу! — воскликнул он и надел на тонкий нос очки, будто мечом опоясался. — Где она?

От металла в его голосе она просто отпрянула.

— В комнате у родителей. Джури Читиат уже все сделал. Я сама его пригласила, — сказала она смиренно, показывая, как она предана Мирьям.

— Я — туда, — проговорил он, торопливо оделся и, не дожидаясь, пока высохнет шевелюра, спустился в грозу и бурю.

Виктория быстро вытащила Клемантину из люльки и поскакала по дождю следом за ним.

В углу на полу сидела Тойя, делала надрезы на золотистых финиках, вытаскивала косточки и вместо них вкладывала жареный миндаль. Ногти у нее были липкие от клейкого сока, и рот полон слюны, но она с великой преданностью протягивала финик за фиником раненой Мирьям, и черный шелковый футлярчик дрожал на ее свежей шейке. Мирьям лежала в кровати своих родителей, а ее отец сидел на подушке, прислонясь спиной к сырой стене, и его борода порхала над страницей книги. Азиза ходила взад-вперед, младенец Наим лежал в глубокой впадине между ее грудями, и она похлопывала его по спинке, а губы беспрерывно нашептывали проклятия. Виктория осторожно присела на кровать в ногах у Мирьям, протянула руку, будто желая оценить, болит ли рана, но побоялась причинить еще большую боль. В конце концов она погладила рассеянно пальцем лобик Клемантины и заметила, что Йегуда на Рафаэля даже не смотрит, а Азиза кидает на него зверские взгляды; к великому ее удивлению, Рафаэль опустил голову, будто это он раздробил ногу Мирьям.

— Как ты? — прошептал он кровати, на которой лежала Мирьям.

Йегуда вскинул бороду от священной книги, и Мирьям тут же спрятала радость, с которой встретила Рафаэля.

— Ты еще осмеливаешься спрашивать, как она?

Виктория открыла рот от удивления. Сдержанный Йегуда очень редко отчитывал кого-то столь резким тоном. Рафаэль снял очки и протер их полой субботнего халата. Ему понадобилась долгая пауза, прежде чем он справился с собой. И все это время он глядел на Йегуду с укором. В конце концов, уставившись в пол, он сказал:

— Тойя, прошу оставить нас одних.

Та чуть не расплакалась. Даже на открытой всем взорам крыше, даже во Дворе, когда на глазах у всех шли разборки, никто никого не выгонял. Она встала, поискала глазами сочувствия на лицах и сконфуженно вышла.

— Письмо! — прорычала Азиза, будто защищая рукой головку Наима от привидения. — Мы прекрасно знаем, что ты это письмо получил. Отец Эзры заплатил кучу денег, пока нашел человека, готового жизнью рискнуть, дни и ночи идти во время войны, чтобы разыскать тебя в Басре. Нам рассказали, что видели, как он там крутится. Он не умер в дороге и конечно же это письмо тебе передал.

— Какое письмо? — с изумлением спросила Виктория, увидев слезы в глазах Мирьям. Вопрос растаял в воздухе, будто ее не было в комнате. Сердце подсказало, что им бы полегчало, если бы она испарилась.

— Да, тот человек пришел и письмо мне передал, — сказал Рафаэль, и очки его засверкали.

Йегуда закрыл свою книгу:

— Ну, и?..

— Мы забыли про гордость и обратились к тебе с ясной просьбой! — воскликнула Азиза. — Ты с детства был нам дорог. Даже собаке, если она лает, полагается ответ.

Мирьям зарыдала.

— Хватит! — прикрикнула она на родителей не в силах вынести такого позора. — Хватит!