Викториум - [51]

Быть может, сто пятьдесят рублей за парадный мундир — это очень дорого. Но деньги-то не мои. А тратить казенные средства, швыряясь ими направо и налево, весьма приятно.

Я простоял на манер портняжного болвана до самого утра. Мне не пришлось спать в ту ночь и двух часов. Зато я стал обладателем великолепного парадного мундира, о каком не мог и мечтать еще несколько дней назад.

— Остались последние штрихи, — произнес князь Амилахвари, когда мы вернулись в посольство. — Поспим хоть немного, а завтра в пять утра заходите ко мне в комнаты. Будем добавлять последние штрихи к вашему портрету.

Если спросить у меня, какой именно звук я ненавижу больше всего, ответ может многих удивить. Не свист пуль и взрывы бомб. Вовсе не они. А банальный звук будильника. Особенно сильно ненавидел его я, когда спать приходилось всего пару часов. Как в тот день.

Я выбрался из постели. Привел себя в порядок. Почти с благоговением надел новенький мундир. И отправился к князю Амилахвари с темным тайным желанием разбудить его. Однако меня ждало разочарование. Когда я постучался к нему, князь уже стоял у ростового зеркала, рассматривая себя.

— Это вам вместо сабли, — махнул он слуге. Тот протянул мне прямой палаш в отделанных серебром ножнах. — Не уставное оружие, но пригодится вам для уроков фехтования. В любом случае лучше вашей почившей в бозе казенной сабельки. Фуражку оставьте в посольстве. Мы должны быть экипированы по высшему разряду. А значит должны быть при шлемах.

— Прошу прощения, — я почувствовал, что начинаю краснеть, — но мой остался с Петербурге. Не думал, что он мне тут пригодится.

— Я вот тоже, — усмехнулся князь, оборачиваясь ко мне, — но денщик мой решил, что надо обязательно везти их. Да еще и сразу два. Как будто знал, что такая оказия выйдет.

Слуга, по всей видимости, тот самый денщик, правда, одетый в гражданское платье, вынул из ящика каску с имперским медведем. Подал мне.

Прицепив к портупее тяжелый палаш и взяв под мышку, я понял, что готов к аудиенции хоть у султана, хоть у нашего самодержца, хоть у самого папы римского.

— Вот теперь вы мне нравитесь, Никита.

Князь подкрутил усы. Подошел ко мне. Без особой нужды поправил мундир.

— Идемте, — кивнул он. — Не стоит заставлять нашего посла ждать. Он и так словно на иголках из-за этой аудиенции.

— А почему он так нервничает? — удивился я.

— Мы ведь не профессиональные дипломаты, — пожал плечами князь. — Вдруг все испортим в высочайшем присутствии самого левантийского падишаха.

— Вроде бы мы не такие уж неотесанные болваны, — заметил я.

— Так ведь для дипломатов все, кто не из их числа — неотесанные болваны.

Мы вышли из здания посольства. У ступенек его стоял автомобиль. Я лишь однажды катался в таком — еще в Симферополе. Но этот экипаж не шел ни в какое сравнение в машиной крымского губернатора. Он выглядел просто великолепно. По-левантийски великолепно. Явно этот автомобиль был подарком падишаха. Вряд ли где-либо еще их настолько вычурно украшали. Золотом, серебром и, кажется, даже драгоценными камнями.

На заднем сиденье автомобиля мы втроем расселись вполне удобно. Сиденье в нем больше напоминали мягкие диваны. Водитель захлопнул за собой дверь. Сделал знак кому-то из помощников. Тот несколько раз крутанул кривой рычаг, кстати, тоже вычурно украшенный. Автомобиль затрясся в знакомой мне уже пляске святого Витта. Однако довольно быстро прекратил дрожать. Водитель дернул за рычаги. Посигналил. Перед нами открыли кованые ворота. И автомобиль покатил вперед, оставляя за собой целый шлейф дыма и пара.

За воротами к нам присоединился конвой из четырех казаков под предводительством урядника. Им приходилось сдерживать нервничающих лошадей. Те вертели мордами и фыркали от стелющегося за автомобилем дыма.

Вскоре я понял, что конвой этот вовсе не только дань нашему тщеславию. Он вполне мог оказаться необходим. Потому что на улицах Стамбула, если судить по звукам, шли настоящие бои. Стучали выстрелы и иногда можно было услышать даже взрывы.

— Янычары уничтожают младотурок, — пояснил Зиновьев. — Их распустили в последние годы. Управляемые националисты всегда нужны государству. Но после покушения Абдул-Хамид приказал их уничтожить. Всех до последнего. Теперь янычары, а вовсе не продажные стражники, взялись за очистку города от младотурок.

— Но младотуркам это совсем не нравится, — кивнул Амилахвари, — а оружия у них в достатке. Раз даже пулемет имелся. И теперь бои идут не на жизнь, а на смерть.

— Янычары, как известно, пленных не берут, — согласился с ним наш посол.

Нам удалось добраться до дворца без происшествий. И чем ближе мы подъезжали к резиденции падишаха, тем тише и отдаленней становились звуки боя.

Однако близ дворца дежурили дополнительные силы янычар. Могучие фигуры в доспехах и серебряных масках — только без ингаляторов — замерли у ворот. Каждый был вооружен длинной винтовкой, украшенной затейливой резьбой. Под их бесстрастными взглядами я чувствовал себя не по себе.

Вместо слуг нас встретили тоже янычары, только не в доспехах, а в форме и тюрбанах. Вооружены они были пистолетами и кривыми саблями. Казаки остались у ворот. Нас же проводили во дворец падишаха.