Вихри на перекрёстках - [40]

— Не знал, что ты такая сердитая. И мне надо тебя опасаться?

— Ты — другое дело, — отвернулась Валя к окну.

Володя подошел и погладил ее по волосам, крупными волнами спадавшим на плечи. Объяснил, что его мать наверняка знает, в какое положение он попал, и, конечно же, нашла в малиннике место, где на него устроили засаду.

— Сходим к ней, Валечка, а? — спросил хлопец.

Девушка не ответила, села на край кушетки, натянула сапоги и лишь после этого произнесла:

— Пойдем.

Володя тихонько открыл дверь в соседнюю комнату:

— Дедуля, пускай хлопцы спят. Мы с Валей сходим в Дубовую Гряду и скоро вернемся.

— Ладно, скажу им.

Утреннее солнце уже светило, но еще не грело. Серым разливом стоял в низинах туман. Над кладбищем возле Дубовой Гряды носилось и драло горло воронье.

— Ты бывала в нашей деревне? — спросил Володя, когда невдалеке показались окраинные избы.

— Нет.

— Видишь, как убого она теперь выглядит. А посмотрела бы с этого пригорка перед войной! Вон там стояла целая гряда дубов. Стройные, высоченные. Немцы спилили их. Часть вывезли, часть еще лежит. С некоторых кора облупилась, и они стали похожи на гигантские кости мамонтов.

— У меня что-то сердце щемит. И на душе так, как было, когда убегала из немецкого эшелона, — призналась Валя.

— Почему?

— Если бы с группой, а то одна к твоей матери иду. Ведь все знают, что ты дружил с Зиной, и вдруг явлюсь я.

— Моя мама добрая, но и ревнивая. Узнала, что Зина вышла замуж, еще выше голову подняла и говорит: «Подумаешь, мой сын ей нехорош! У него не такая будет!» Вот и познакомлю с тобой.

— А для чего, для насмешки?

— Для какой насмешки? Ты же… красивая и умная, — последние слова Володя произнес смущенно.

Отношения между молодыми людьми с каждым днем теплели, и от этого разговаривать им становилось труднее. Это не то, что в шутку сказать: я тебя люблю. Чем чаще виделся он с Валей, тем больше сковывали его какие-то неясные волнующие чувства. Волновалась она, волновался он, а почему, объяснить никто из них не смог бы.

— Вот и пришли, — остановился Бойкач возле своего двора и заглянул девушке в глаза.

— Может, я подожду тебя на улице?

— Что ты, Валечка, выйдет мама, начнет приглашать, так ты еще больше застесняешься.

— Вон Зина, — тихо сказала Валя и покраснела.

Володя оглянулся. Действительно, Зина переходит улицу. Она заметила партизан, остановилась, но тут же быстро зашагала к своему двору. У хлопца дрогнуло сердце, он стоял молча, словно в чем-то виноватый, а перед кем, и сам не знал.

К счастью, мать увидела сына через окно и выбежала из дома.

— Сыночек, чего же вы стоите? Заходите!

— Это она не хочет идти, — пошутил хлопец, тронув девушку за руку.

— Почему? Ты же партизанка, должна смелой быть. Что же не знакомишь? Ее как зовут?

— Валя.

— Валечка, пойдем в избу.

— Ой, мне стыдно, — входя в дом, смущенно сказала девушка.

— Она стыдится со мною в деревне показываться, будто Зина была моей женой.

— Я тебе расскажу, сынок, что эта Зина придумала о тебе. Садись, Валечка, садись.

— Так что же Зина придумала?

— Я с ней не разговариваю и даже не здороваюсь. Разнесла по всей деревне, будто Володя хотел перебить командиров и его за это расстреляли.

— Значит, думала, что меня нет в живых. А сегодня вдруг увидела.

— Ее мать хвастается, что дочь приехала домой рожать, а зять — командир роты, награжденный орденом.

— Лучше бы она помалкивала о своем зяте… Ты, мама, только никому не рассказывай: Зинин муж — предатель, он у немцев.

— Ой, батюшки, что же она будет делать с ребенком?

— Жить и воспитывать его. Ну, хватит, завели ненужный разговор. Мама, мы с Валей были знакомы еще до войны и в школе за одной партой сидели. Классная меня заставила.

— А мне она больше нравится, чем Зина.

Валя покраснела до ушей и опустила глаза. Володя знал, что мать не очень любит партизанок. Мужчины должны воевать, считала она, а женщинам там делать нечего.

— Немцы везли Валю в Германию, — счел нужным объяснить Володя, — а она убежала из вагона. Ничего не оставалось делать, как искать партизан.

— Откуда ты?

— Из Слободы, — ответила девушка.

— А чья же?

— Романа Голубя, если слышали такую фамилию. Маму Татьяной зовут.

— О, Татьяну Голубь я знаю. Красивая и серьезная женщина. Теперь сама вижу, как ты похожа на нее.

Валя опять покраснела.

— Мама, хватит допрашивать. Дай нам лучше поесть.

— И верно, детки, заговорилась я от радости. Сейчас, сейчас.

Мать вышла в сени и вскоре вернулась с графином в руках.

— Попробуйте настоечки, — сказала она.

Потом достала из печи чугунок с драниками, вывернула их в миску и поставила на стол:

— Кушайте, детки.

Валя ела молча. После завтрака, преодолевая смущение, обратилась к тетке Марии:

— Уговорите Володю не ходить в Слободу. Это очень опасно.

— А зачем ему туда идти?

— Хочет Зининого мужа убить.

— Зачем он тебе, сынок, разрази его гром…

Володя не стал объяснять зачем, заговорил о другом:

— Чуть не забыл, мама. Передай людям, что скоро к вам приедут за хлебом гитлеровцы и те, кто повезет зерно на станцию, назад не вернутся. Отбирать будут молодых, здоровых. Нужно поставить наблюдателей, и как только заметят немцев, пускай все бегут в болото.