Вихри на перекрёстках - [42]

— Дай шомпол! — крикнул Бойкач.

Валя подала шомпол и выбежала на улицу. Командир выбил патрон с оторванной шляпкой, перебежал улицу и швырнул еще одну гранату через хлев. Офицер без оглядки бросился по огороду, но вдогонку хлестнула длинная очередь из командирского автомата, и, схватившись рукой за бок, немец, наконец, рухнул.

— Хлопцы, сюда! — громко позвал Бойкач, направляясь к убитому гитлеровцу. Тот лежал на спине, широко раскинув руки. Володя снял часы, забрал пистолет, вытащил из карманов документы и вернулся к мотоциклу, возле которого собрались партизаны. Данилов завел машину, немного проехал и повернул назад.

— Мы далеко отбежали и мотоциклиста даже не видели, — сказал Пылила.

— Как раз наоборот. Проскочил бы он мимо нас, тогда что, догоняй ветра в поле? А так он все время был под огнем. Ну и гранаты ты мне подсунул, — обратился Володя к переводчику. — Такие яйца только под гусыню подкладывать. Разорвалась перед самой машиной и только рожу одному фрицу поцарапала. Вот если бы я «эфкой» своей запустил, она бы их на котлеты перемешала. Оттащите труп в траву за забор, потом люди похоронят.

— Мы что, уезжаем? — спросил Анатолий.

— Да. Получи немецкий пистолет, и хватит с тебя трофеев в Нивках, — рассмеялся Бойкач. — Поедем в Марковщину, она не на таком бойком месте. Там безопаснее.

Пылила пошел во двор за своей пароконной телегой. Командир с Анатолием сели верхом на лошадей. Данилов завел мотоцикл и усадил в коляску Валю.

Едва партизаны успели оставить деревню и по полевой дороге поднялись на пригорок, как из-за Нивок начал бить пулемет. Пули со свистом пролетали над головами. Все бросились в ложбину, только Данилов, соскочив с мотоцикла, начал копаться в нем.

Володя повернул коня и крикнул:

— Давай быстрее оттуда!

Переводчик сел на мотоцикл и медленно съехал с пригорка.

— Что случилось? — спросил Бойкач.

— Переднее колесо спустило, пробито осколком.

— Сейчас же уничтожь мотоцикл. В партизанах на нем, к тому же неисправном, воевать нельзя.

Валя выбралась из коляски и пошла к подводе. Жаль, конечно, уничтожать машину, но командир прав. Данилов достал канистру, облил мотоцикл бензином, намочил какую-то тряпку, поджег и, шагнув в сторону, бросил ее на люк. Машина вспыхнула, как свеча. Переводчик побежал догонять своих. Вскоре послышался взрыв: взорвался бак с горючим.

Пара сильных коней с трудом везла телегу, на которой разместились восемь человек. Володя подумал, что придется раздобыть еще несколько лошадей с седлами, и тогда группе будет легче маневрировать. Разведчики знают седельного мастера в какой-то деревне, можно будет заказать ему несколько штук.

Командир обратил внимание на переводчика, который, низко опустив голову, Сидел на задке телеги. Для Данилова тут все ново и необычно, ведь к партизанской жизни нужно привыкнуть. Ничего, скоро втянется. Бойкач даст ему такое задание, что грустить не придется. Будет он в своей форме останавливать вражеские машины и подводить фашистов к партизанской засаде. А посчастливится, остановит и танк. Первая серьезная операция — на мосту недалеко от Марковщины: сначала надо проследить за движением поездов по железной дороге. Володя не отказался от мысли взорвать мост. И когда группа, под видом полицейских, сядет в вагоны, Данилов должен будет себя проявить.

В Марковщину приехали на закате солнца и остановились у связного Войтика. Володя спешил. Сняв гимнастерку и пилотку, он отдал их Ивану Журавчику, а у того взял рубашку, пиджак и кепку. В один карман опустил пистолет, в другой бесшумку и несколько патронов.

— Давай, Валечка, свой карабин и пойдем в Слободу навестить Копыцкого. Почему же вы не желаете нам ни пуха ни пера? — засмеялся Бойкач и, махнув рукой, вместе с Валей вышел со двора.

Солнце садилось в тучи, подул легкий ветерок. Володя свернул с дороги и напрямик, по болоту зашагал к Слободе. Девушка не отставала от него. Шелест листьев березок, шепот елочек нагоняли грусть. Володя думал, что, если бы не было Вали, он совсем бы заскучал. А Валя считала, что, кроме нее, никто не должен был идти с Володей. Рядом с нею он будет цел и невредим. И хотя сердце девушки временами сжималось от тревоги, она предпочитала об этом не говорить.

— Ваши соседи не знают, что ты в партизанах? — спросил хлопец.

— Где точно, не знают.

— Все равно тебе нельзя показываться на улице. Заберись на сеновал и сиди, пока я сделаю свое дело.

— Одна? Боюсь.

— А со мной?

— С тобой — нет. Не нравится мне, что ты такой.

— Какой?

— Можешь вмиг голову сложить. Ну, хотя бы с этим мотоциклистом: хорошо, что офицер растерялся и не выхватил пистолет, завозился с гранатой. А иначе выстрел в упор, и все.

— Так и нужно воевать, чтобы враг не успел опомниться. Ты жалеешь меня?

— Почему же нет?

— Тогда я буду тебя слушаться… Как темно стало, где же тут была тропинка? А, вот она… По болоту нужно идти тихо.

В деревне загудела машина. Слышно было, что она поехала в сторону станции. Опять к сердцу подкралась тревога. Ночью идти гораздо легче и веселее, когда разговариваешь.

— На сеновал я один тоже не пойду. Не смогу уснуть, — шепотом сказал Володя.