Вихри на перекрёстках - [15]

Впереди из-за пригорка показался крест, за ним и купол церкви.

— Залесье? — повернулся на телеге Володя.

— Да, — ответила Валя.

— Я много раз бывал в этой деревне и никогда не подумал бы, что тут найдет смерть мой лучший друг. В каких только переплетах не побывал Микола, всегда и все заканчивалось хорошо. И надо же… Понятно, если бы наткнулся на засаду или погиб в бою. Вот что значит неосторожность! А впрочем, кто может знать, где и кого подстерегает пуля.

— Меня, например, немцы дома схватили.

— Разве не могла спрятаться?

— Где? Ведь была блокада. Пригнали нас в Жлобин и сразу в вагоны. Как мы хотели, чтобы наш поезд подорвали партизаны!

— Мы не стремимся подрывать составы, идущие с фронта. А, видимо, делать это стоит: подорвать на подъеме, недалеко от леса. Небольшое крушение, пленные разбегутся, и многие придут к нам.

— Как я? Только какая от меня польза…

— Польза хотя бы та, что не работаешь на немцев.

Мерно топали лошади. Впереди всадники, за ними подвода с Валей и Володей. Вдруг передние остановились.

— Товарищ командир, разведку в деревню пошлем? — спросил Анатолий.

— Скачи к Игнату, ты же на лихом коне.

Анатолий помчался. Валя спрыгнула с подводы, сорвала несколько листьев конского щавеля и начала обтирать ими запылившиеся сапоги. Володя смотрел на нее, а думал о Зине: сидит в землянке, как чечетка в клетке…

— О чем задумался? — спросила девушка.

— О чем? Думал, вернусь с Большой земли и буду в своем лесу распевать песни под баян. А тут все перемешалось. И друг погиб, и…

— И Зина замужем?

— И баян забрали в другую роту!

— В группе баянист был, но Саблин сказал, что нужно воевать, а не заниматься музыкой.

— Жив буду, будет у нас и баян.

Вернулся Анатолий и доложил:

— В деревне ни наших, ни немцев нет.

— Что ж, поехали.

Володя не зря вспомнил старого Игната! В Залесье с него, только с него нужно начинать расследование. Узнать, откуда его дочери стало известно, что у отца остановились партизаны. Тем более что в деревне их давно не было.

Напротив двора Игната группа остановилась. Володя первый вошел во двор. Возле повети топтался старик-хозяин. Увидев партизана, он попытался улыбнуться, но тут же с удивлением уставился на него.

— Чего, отец, удивляешься? — спросил Володя.

Во двор вошел Анатолий.

— А ничего, — улыбка опять расплылась по морщинистому лицу Игната. — Я незнакомых вооруженных людей улыбками не встречаю. Вот теперь вижу: свои.

— Зайдем, дядька Игнат, в избу, — предложил командир. — Есть разговор.

В передней комнате было темновато: небольшое окно пропускало мало света, Володя присел к столу.

— Что люди говорят о гибели Миколы? — спросил он.

— Глупость сделал, вот что.

— Какую?

— Зачем застрелился? Как только послал в себя пулю, немцы пригнулись и бежать: подумали, что залег и обороняется. Так надо было и поступить, а он…

— Об этом рассуждать не будем. Кто знал, что партизаны у вас?

— Когда Микола ходил на кладбище наблюдать за железной дорогой, его, конечно, могли заметить, но когда вернулся, по-моему, не видел никто.

— Почему же дочь прибежала прямо к вам?

— Ее направили.

— Вот-вот, а кто направил?

— Не спрашивал, не знаю…

— Федя, сходи с дядькой Игнатом к его дочери и попроси ее сейчас же прийти сюда, — распорядился командир.

Подождав, пока оба выйдут, Володя спросил у Анатолия:

— Ты не интересовался у старика, после вас тут были какие-нибудь партизаны?

— Говорил, никого не было.

— И немцы больше не приходили «сдаваться». Вот, братцы, что я думаю: сегодня мы тоже проведем наблюдение с кладбища, а ночевать будем в поле. Чтобы с рассвета можно было увидеть, кто, куда и откуда идет. Короче, все движение по деревне.

Мимо окна промелькнули три тени, и партизаны умолкли. Первой вошла в избу женщина и поздоровалась, остановившись у порога.

— Проходите, садитесь, — предложил Володя.

— Да здесь столько хлопцев…

— Вы же всех знаете. А я вспомнил вас: когда-то вы были у нас на вечеринке.

— Я вас тоже припоминаю, хотя вы, между прочим, очень изменились.

— Сколько времени с той поры прошло!

— Да… На моего мужа стали похожи…

— Военной формой? Но ваш муж был лейтенантом. Простите, не знаю вашего имени.

— Лора.

— Лариса Игнатьевна Приходько? Прошу к столу.

На этот раз женщина подчинилась.

— Пригласили вас, — продолжал командир, — чтобы узнать, кто вам в тот раз сказал, что у отца находятся партизаны.

— Не помню. Когда пришли немцы, нас, женщин, сразу много собралось.

— И что же дальше?

— Кто-то сказал, чтобы я сходила к отцу и сообщила, что немцы хотят сдаться в плен. Я отказалась: мол, никаких партизан у отца нет.

— Но вы-то знали, что они есть?

— Меня заверили в этом…

— Кто заверил? Кто именно?

— Не помню…

Володя задумался. И тут сердито вмешался Анатолий:

— Она знала всех, кто там был! Пускай назовет, и я сразу приведу их сюда!

— Да, — кивнул головой Володя, — назовите. Или тоже не помните?

— Мне велели не говорить, а почему, не знаю.

— Кто велел? Немцы?

— Нет.

— Женщины?

— И они…

— А кто самый первый? Был же такой?

— Священник, — чуть слышно произнесла Лариса Игнатьевна. — Он спас деревню, и его все слушаются. Если б знала, что так получится, сама предупредила бы партизан об опасности.