Вихри на перекрёстках - [16]

— Почему же не хотели признаться в этом?

— Если с попом что-нибудь случится, мне от старух-соседок житья не будет. Убитого партизана все равно не вернешь.

— А вы не подумали, сколько людей может еще погибнуть из-за него?

— Надеялась, что на такую приманку партизаны больше не попадутся…

— Допустим, вы говорите правду. Но понимаете ли, что ваше молчание могло привести сегодня к гибели всех нас? Волей-неволей вы помогли врагу, а это уже преступление!

— Если б узнала, что вы здесь, предложила бы не оставаться в деревне на ночь.

— И сказали бы, кого нужно опасаться?

— Возможно, конкретно и не сказала бы, но что опасность…

— Ладно, — перебил командир, — только напоследок я вам вот что скажу: жена советского офицера так, как вы, относиться к своим не должна. Если подозреваете кого-нибудь в предательстве, сообщите нам, мы разберемся. Можете идти.

— Только не говорите, что узнали от меня, — напоследок попросила женщина. — За это и мою семью расстреляют.

Подождав, пока она выйдет, Пылила вскочил и сжал кулаки:

— Пойду и разнесу на куски волосатого черта!

— И мы с тобой! — горячо поддержали его некоторые хлопцы.

— Так-таки и разнесете? Ну-ну… Нагрянут гитлеровцы, сожгут деревню и людей перестреляют.

— Значит, оставить его в живых? — наступал Павел.

— Зачем? Нужно предателя на новом преступном действии поймать, тогда и рассчитаться. Мой отец всегда упрекал мать, если она начинала бить кота за то, что тот накануне слизал сметану. Поймай на месте преступления, тогда и наказывай. И у нас так: накроем попа на предательстве — получай по заслугам! Побываем на кладбище, повертимся возле поповского дома и пойдем, но не в поле, а на жлобинскую дорогу. Ведь поп с доносом обязательно поедет по ней. Пропустим, пускай сообщит. А на обратном пути устроим ему панихиду. Тем более что вместе с немцами возвращаться не посмеет. Вот и пускай сами подбирают своего лизоблюда. Да еще и мину возле него пристроим. Верно я говорю, дядька Игнат? Ты чего такой хмурый?

— Стыдно за дочь. Дура, попу поверила. Правда, он ко многим втерся в доверие, но я не думал, что и она попадется.

— Уверен, что мы сегодня отомстим за Миколу, — поднялся Володя из-за стола. — Ты, Валя, побудь в избе. Можешь лечь отдохнуть, а мы пойдем.

Солнце опускалось, и тени от деревьев протянулись поперек улицы. Ветер утих, в деревне установилась тишина. Только в некоторых дворах лаяли собаки. Володя со злостью сказал, что на очереди еще одна операция: перестрелять в Залесье всех собак. Иначе приди сюда в тихую погоду, и они поднимут такой гвалт, что даже самый глупый немец на железке насторожится, будет ожидать появления партизан.

— Кто хочет есть, разойдитесь по избам по одному, по двое и попросите, а мы с Толиком и Павлом — на кладбище.

Командир взял с собою Пылилу, чтобы показать попу, что в деревню пришли те же самые партизаны. Ему ведь наверняка сообщили, что в живых остался хромой парень. А с ним, это поп тоже знал, ходит небольшая группа подрывников.

На окраине, недалеко от церкви, хлопцы остановились. Володя взял у Анатолия бинокль и начал наблюдать за движением на железной дороге. На запад прошел один эшелон с цистернами, за ним второй, санитарный. А вот и на восток мчится: на платформах какие-то ящики, машины. «Вот холера! — мысленно выругался командир! — Идет из Германии, и никто его не сковырнул!»

— Смотри, прибежал! — дернул его Анатолий за рукав. — Вот гад!

Володя глянул в сторону церкви и увидел голову священника, возвышающуюся над забором. Поп внимательно рассматривал партизан.

— Пошли, — подмигнул командир и вместе с хлопцами медленно двинулся с кладбища.

Вечер. Не беспредельное небо, а высокий, темный, словно изрешеченный пулями купол накрыл землю. Там, за ним, наверное, день, и в пробоины падают солнечные лучи, сверкают, как прогнившие влажные щепы в осиновой колоде, которую сегодня Игнат расколол около повети. Хрустит спелая трава на зубах у лошадей, позванивают удила. Из хаты Игната вышел молодой партизан Виктор, постоял на крыльце, посмотрел вокруг и направился в огород. Шагах в тридцати от избы он замаскировался в густом вишняке у забора и начал наблюдать за выгоном, раскинувшимся вдоль неглубокого рва. Командир предупредил парня, что долго дежурить ему не придется. Кто-нибудь должен подойти к избе Игната. А кто именно, это и надо было узнать.

Если долго вглядываться в темноту, иной раз и пень может показаться фигурой человека, а куст пбхожим на лошадь, корову, собаку. Виктор вглядывался в столбик возле кладки через ров. Столбик долго торчал один, потом расширился, разделился надвое. Второй оторвался от первого и двинулся по болоту прямо к огороду. Парень замер. Человек приближался очень осторожно, едва переставляя ноги, обошел огород и остановился около глухой стены избы. Потом согнулся и тихонько подался за угол, Виктор знал, что с той стороны светится окно. Наконец человек показался возле повети, чуть постоял и быстро пошел напрямик через огород. Минут через десять Виктор доложил обо всем этом партизанам.

— Кажется, сам поп приходил, — сказал он. — Рост, как у попа, сзади, на затылке, или поповская грива, или черный платок. И где-то в воду влез, все время в сапогах хлюпало.