Вихрь неизбежности - [2]

— Я - серьёзно…

— Слева по борту, — вскоре засёк Хрусталёв. — Очень близко.

Неопознанный объект приблизился и двинулся вдоль катера, намереваясь его обойти.

— У этой штуки вероятно датчики на препятствие… Посмотрим, кто это решился нас навестить…

— Не стоит, — предостерёг шакрен.

Егор с сомнением покосился на Фиримина.

«А с виду мужик как мужик…».

И пробубнил:

— Как с вами самрай-шаками тяжело.

Фиримин нахмурился.

— Ладно. Тащи на борт…

«Что ни попадя».

— Вот теперь вижу — наш человек! — ухмыльнулся инженер.

— Я - шакрен!

Егор обрадовался и втянул неизвестную штуку в трюм, лихо управляя бортовыми захватами.

— Интересно, что за фиговина…

— Я первый!..

Исследователи наперегонки ринулись в нижний отсек и затормозили там в замешательстве перед неведомой штуковиной. По виду это отдалённо напоминало спасательную капсулу, только чересчур маленькую. Шишковидное нечто преспокойно стояло в круге защитного поля и помигивало огоньками.

— Что же там внутри? — пробормотал Фиримин.

Егор почесал затылок, обошёл загадочный предмет и потёр переносицу. В результате этого таинственного ритуала, который шакрен неоднократно тщился разгадать, инженера осенило:

— Кажется… Это же миди-кип[1]! Я знаю, что там!

Невзирая на запоздалые протесты учёного, моментом отключил защитное поле и очутился возле миди-кипа…

— Нет!

И его вскрыл.

— А сканер на что? — досадливо проворчал шакрен.

— Поздно, — сообщил инженер, убирая в сторону крышку.

Под ней оказался изоляционный слой — плотная рифлёная оболочка с синими прожилками.

— Кокон, — определил инженер.

Фиримин заинтересовано моргнул, отложил сканер и подошёл. Едва Хрусталёв дотронулся до поперечной складки, как она разошлась подобно застёжке молнии, и кокон раскрылся.

— Органическая прослойка… — начал учёный и удивлённо осёкся.

В мягком углублении миди-кипа спал младенец, смешно посапывая, и улыбаясь во сне.

— Вот так! Вместо аномалии, у нас чудо-ребёнок? — хохотнул инженер, тихонько, чтобы не разбудить найдёныша.

— Появление одинокого ребёнка в ореоле туманности уже само по себе аномалия, — веско заметил шакрен.

— Вряд ли. Обычное дело. Скорей всего, где-то неподалёку прошло линдрийское судно. И совсем недавно.

— А причём здесь линдри, — недоумевал Фиримин, — и маленький землянин?

— Он таковым лишь выглядит, — улыбнулся Егор. — Тебе ли не знать?

Фиримин присмотрелся к младенцу… Тонкая синяя, немного размытая линия проходила через подбородок, нос и лоб малыша, разделяя лицо как бы на две половинки, и терялась в золотистом пушке на макушке… Знак новорожденного линдри. Исчезнет, когда ребёнку исполнится цикл, а через много лет снова появится, предупреждая о первом окукливании.

— И то верно. Чего это землянину делать в линдрийском коконе.

— Чем-то запахло, — скривился Хрусталёв. — Фу-у!

— Им? — шакрен указал на младенца.

— Едва ли, — Егор присел на корточки рядом с миди-кипом. — Ребятёнок же в ана-подгузнике… Хотя… Чем это его намазали?

Инженер пристально изучил ребёнка, покрытого слоем пахучей мази — какого-то питательного субстрата. И сладковатый запах постепенно расползался по трюму. А к тельцу младенца крепились присоски, подведённые трубчатыми волокнами…

— Похоже, мальца порядочно оснастили.

Фиримин присел рядом, притерпевшись к запаху.

— И кто ты у нас? — Егор протянул руку, но вдруг заколебался. — Знаешь, Фир, думаю, не стоит трогать ана-подгузник. И так видно, что мальчик, вроде бы…

Шакрен только пожал плечами. Ему не нравилось, когда сокращали его имя.

— Или нет… Но, кажись, таки парень… А ты в этом понимаешь?

— Ясно одно — оно не вея, — Фиримин еле сдержал улыбку. — Я уверен. Поскольку сам родитель.

— Вот так? Гм… Раз опыт размножения у тебя имеется… — задумчиво протянул инженер. — Неужто разбираешься и в последствиях?

— Немного… Когда заканчивается период кормления, сари-шак передают старшему рода.

— Но это — линдри и, вероятно, мальчик… Постой! У него тут голо-метрика!

Востроглазый Егор заприметил треугольную коробочку на предплечье ребёнка и осторожно её коснулся. Над колыбелькой миди-кипа возникла голограмма. Значки, символы, буквы… И поскольку учёные регулярно прививались сывороткой перевода, то без труда прочли:

— «РуМаартан».

— Так его зовут? — неуверенно предположил шакрен.

— Да, по ходу это имя, — подтвердил землянин. — Почти как Мартин, по-нашему. И точно мальчик!

— Здесь ещё цифры, — отметил Фиримин.

— Дата. И не сегодняшняя. Скорей всего… Дата рождения! Ему не больше фазы. Довольно крепкий на вид!.. Имя, дата… Это всё-таки хорошо, но…

— В каком смысле? — шакрен недоумённо приподнял брови, исказив налобный узор.

«Что хорошего в потере ребёнка?»

— Ну, в том, что когда-нибудь его родители, захотят найти отпрыска… А больше никаких данных, — рассуждал инженер. — Совсем никаких сведений… То есть, они не рассчитывают, что ребёнок сам отыщет их.

— Что-то я не понял, — нахмурился Фиримин.

Егор задумчиво посмотрел на него и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Так ты не в курсе?!

— О чём?

— Как ребёнок здесь очутился.

— Ни малейшей догадки. Сами собой в открытом космосе младенцы не растут. Даже в коконах. Могу лишь предположить, что корабль потерпел крушение и… — шакрен уставился на Хрусталёва. — Они не успели послать сигнал бедствия! Надо немедленно сообщить в агентство космических аварий! Вдруг его уже ищут…