Вид с пирамид - [39]

Прочитанные папирусы, рукописные памятники, надписи на обелисках и стенах гробниц неожиданно превратили миф в действительность. Действительность куда трезвее фантазии. И то, что многочисленные полученные и ученые считали описанием секрета воскресения из мертвых или средства против смерти, оказалось всего-навсего договором о зернопоставках. А знаки, которые ревностные ученые читали, как тайну зодиака, оказались брачным договором гражданского землемера с дочерью жреца, или, скажем, то, что иные недоучки принимали за описание четвертого измерения, оказалось всего лишь жалобой на хищение государственного имущества. Выяснилось, что древние египтяне были людьми весьма пунктуальными, питали слабость к форме и все тщательно записывали, а наиболее важные записи даже высекали на камне.

Мы тщетно пытались научиться читать некоторые надписи. И только спустя некоторое время освоили несколько знаков. Но тем сильнее мы проникались почтением к способностям наших египтологов. Однажды — это случилось в каирском музее — когда мы любовались маленькими статуэтками, принадлежавшими к эль-амарнской эпохе Эхнатона, академик Лекса наклонился рядом со мной и принялся читать иероглифы — едва различимую надпись. Правда, под статуэткой было по-английски написано, что она представляет и к какой эпохе принадлежит, но для академика это ровно ничего не значило, словно английской надписи вообще не существовало.

Иногда наши ученые жестоко спорили о том, что означает, скажем, тот или иной знак в том или ином сочетании. Но это было, как правило, столь узкопрофессиональной беседой, что мы прислушивались к ней, как к разговору иностранцев. Ну, например, что вы скажете по поводу такой фразы: «Третье лицо единственного числа, это вот та змейка с двумя ушками».

Мимоходом в разговоре с академиком Лексой мы узнали, что именно с Гарпократом (он же Гор) и его матерью связано понятие «мадонна с младенцем» и что древнеегипетские статуэтки, изображавшие их, находили при раскопках даже на Рейне.

Академик Ф. Лекса —

самый старый египтолог мира

Еще мы узнали, что египтяне вплоть до 800 года до нашей эры называли своих правителей не «фараон», а просто «царь». Египетское слово «пер-о-о» означает собственно царский дворец — огромный дом. Из этого названия возникло еврейское «фарао» или греческое «фараон».

Академик Лекса знает о Египте столько увлекательного, что его можно слушать до скончания века. Разумеется, он любит эту древнюю землю. Вот почему полны очарования рассказы этого современного человека о древней мудрости египтян. Разумеется, и в нас он пробудил большую симпатию к Египту.

Но если уж я вам рассказал о первом, значит и старейшем египтологе мира — а им несомненно был Жан Франсуа Шампольон, — то я должен вам сказать все, что знаю, и о старейшем чешском египтологе.

Для всех нас было большой честью, что восьмидесятилетний отец чешской египтологии академик Франтишек Лекса сопровождал нашу делегацию в Египет. Он был здесь только один раз, двадцать пять лет назад, но ведь Лекса напился воды из Нила, и потому ему вновь довелось побывать в Египте. Это, конечно, суеверие, но всякий в него охотно верит.

Буквально всюду, куда бы мы ни приходили, знали академика Лексу. Все египетские египтологи и все иностранные. Они оказали уважение известности и белоснежным сединам, и с огромным вниманием слушали его сочную речь и твердые суждения. Это очень редкий дар — ясно толковать сложные научные проблемы. Мы слушали его живые объяснения, как дети слушают сказку. Вскоре мы забыли, что он приехал вместе с нами, что живет он в Виноградах на Соколовской улице и что этот человек принадлежит нашему веку. У нас появилось такое чувство, что он жил во времена всех династий и принадлежит Египту.

Делегация себя прекрасно чувствовала

среди очаровательных находок

Впрочем, академик Лекса сам иногда забывает, в какой эпохе он живет. Он живет в пространстве и времени своей науки. Однажды в Праге я пришел к нему за советом и помощью. Мы сидели в полувосточной-полуевропейской обстановке его квартиры за чашкой крепкого кофе, когда зазвонил телефон, и, ей-богу, я не виноват, что невольно подслушал разговор.

— Алло! — Да — академик Лекса — что? Да, но простите, я углем не занимаюсь, я египтолог, может быть моя жена знает — сейчас ее позову, одну минуту!

Квартира академика Лексы говорит о ее хозяине. В шкафу коллекция болгарских украшений и вообще всюду что-нибудь напоминает о Болгарии. Лекса впервые поехал в Болгарию, когда его дочь послали туда изучать народную живопись, и горячо полюбил эту страну. Он рассказал нам, что «ш» в болгарском алфавите — это иератическое письмо, что болгары испокон 1еков были связаны с коптской церковью или что у них такие же методы орошения, как у египтян. Болгария, куда этим летом академик Лекса отправится в девятнадцатый раз, стала для него второй родиной. И даже балканские горы он знает лучше чешских. Он исходил их пешком. Но основное его место — среди книг и памятников древности. Здесь-то и проявляется его подлинная сущность. В квартире несколько скульптурных,?кивописных и графических портретов Лексы, которые с успехом дополняют биографические данные академика.