Вид из окна - [3]

Суть его, как водится после ...дцатой бутылки, сводилась к противостоянию всего мира и России, а точнее: почему Европа, мягко говоря, так недолюбливает Россию. С русской стороны звучало от залихватского «моськи лают на слона» до обвинений в непонимании «русской души». Иноземцы отбивались заученным в колледжах и оксфордах: Россия рассматривает маленькие страны в перспективе своих будущих республик, русская душа, может, и есть, но она едва ли перевешивает русское хамство, граничащее с варварством. Канадцы английского и французского происхождения успевали по ходу схлестнуться между собой. Когда Европу попрекнули завязшим на Руси монголо-татарским нашествием, евро-американская «сборная» аргументов не нашла, а вот по поводу орд Наполеона франкоговорящие канадцы ответили дружным галдежом, из которого четко можно было разобрать только одно слово - Сталин. На вопросе о Гитлере они немного подкисли, в ответ на предъявленный советско-германский пакт 1939 г. кто-то из наших вспомнил мюнхенский сговор 1938 г., когда Европа сдала Гитлеру Чехословакию. А уж припоминанием бегства из Дюнкерка боевой запал французских канадцев был размазан окончательно. Все это время «третейскому судье» пытались наливать, но Словцов умело играл язвенника-трезвенника. Наконец вспомнили, зачем его позвали.

- Павел, вот ты по специальности кто? - спросил русский заводила-бородач, вероятно, пытаясь придать его будущему вердикту солидность.

Понимая, что слово «поэт» за этим столом будет, по меньшей мере, неправильно истолковано, Словцов ответил, исходя из нынешнего своего социального статуса:

- Никто.

- Nobody?![1] - дошло даже до не знавшего русский язык важного британца, который был единственным за столом человеком в костюме и при галстуке.

- Ладно, не важно, - нетерпеливо махнул рукой бородач, - ты как трезвый рассуди. В чем тут суть?

- Рассуждать тут можно много, - отведя глаза в сторону, смущенно начал Словцов, - но суть в Конце Света. Конец Света - понимаете?

- End of light?[2] - переспросил лощеный британец.

- Judgement Day![3] - поправил его кто-то.

- Возможно, это сугубо мое мнение, но вы хотели третейского судью, и мнение это будет как раз третьим. Дело в том, что означенное вами противостояние России и Запада исходит откуда-то из подсознательных глубин и проявляется интенсивнее, чем противостояние Запада и Востока, несмотря на более яркую, более ощутимую разницу их культур. Так вот, с моей точки зрения, Конец Света может исходить откуда угодно, но только не из России. И все это понимают. Нутром чуют. Понимают именно на каком-то метафизическом уровне, понимают и на Западе, и на Востоке. Потому Восток к России тянется, а Запад ее чурается. Запад не знает, как поведет себя Россия, когда настанет скрежет зубовный. И мы сами не знаем... - Словцов обвел ошарашенную компанию взглядом и поторопился встать.

Дальше могли и морду набить. Но произошло обратное.

- That's interesting...[4] - молвил солидный костюм.

Бородач для лучшего усвоения жахнул очередную рюмку и, занюхав кулаком, в него же утвердил:

- Затейливо, но, чую, в точку, - кулак разжался, и он протянул огромную ладонь Павлу, рука которого в ней беспомощно утонула: - Егорыч, меня все так зовут. Может, все же посидишь с нами?

- Простите, не могу, уйма дел, - не моргнув глазом, соврал поэт.

- Понимаю, - увесисто согласился Егорыч, - но если что, вот моя визитка, - он развернул огромных размеров портмоне, где обозначилась солидная пачка различной валюты. - Будут проблемы, звони на мобилу, не стесняйся, я тут многое могу.

- Спасибо, - уважительно принял визитку Словцов и поймал себя на мысли, что еще несколько дней назад он отдарился бы тощим сборником своих стихов, а, хуже того, начал бы заунывно читать их вслух.

Он оставил компанию в отрезвляющей задумчивости, успев за время разговора съесть бутерброд, и направился в номер, предполагая совершить ознакомительную прогулку по городу, чтобы завершить ее встречей с Верой Сергеевной.

- Here, on the Siberian North we meet amazing guys[5], - прозвучало в повисшей тишине за спиной поэта.

- Реально, - согласился Егорыч.

4

После длительной прогулки Павел вспомнил фразу из гайдаевской кинокомедии: «Стамбул - город контрастов». Здесь же «столпы цивилизации» - бетон и стекло - периодически спотыкались о деревянные лачуги. И хотя центр города напыщенно пытался напомнить собой уютную альпийскую Европу, на окраинах, помимо типовых северных двухэтажек из бруса, можно было натолкнуться даже на вагончики-«балки». В принципе, новый город наступал по четко выверенному плану, не оставляя старым развалюхам никакого шанса удержаться на захваченных когда-то рубежах. Строили вокруг много, красиво и с размахом. К вечеру город - столица древней Югры - наполнился щедрым светом многочисленных фонарей, гирлянд и реклам. Более всего Словцова впечатлил мощный белокаменный храм Воскресения Христова на холме, золотые купола которого видны были со всех сторон света. Хотелось назвать его «северным эхом» московского храма Христа Спасителя, но не позволяло собственное величие этих стен, ведущая к вратам лестница из полированных плит, смотрящие в низкий северный горизонт лики изваянных в граните святителей, стоявших на вершине холма, встречая прихожан. А еще - неповторимый густой бас главного «губернаторского» колокола. Нет, у этой «музыки в камне» был свой мотив, своя поэзия. Можно только представить себе, какой простор открывался тому, кто смотрел с колокольни этого храма в сторону раскинувшегося подо льдом Иртыша, встречающегося совсем недалеко с Обью.