Via Baltika - [2]
Вот видите, какие пироги. Никакой работы я, конечно, не искал. Роль помощника на мусоровозе, как я уже говорил, мне осточертела. Только не был я ни высококвалифицированным сварщиком, ни сталеваром, ни фрезировщиком. Такие ребята везде нужны. Они даже, если садятся в тюрягу надолго, все равно находят себе дело! Даже в сантехники я не годился - думаете, там не требуется разумения и души? Еще как требуется! Весь мой жизненный "багаж" это два года учебы в университете на факультете естественных наук, стройотряд в Казахстане, где я тоже только кирпичи таскал и те два года в Пьяной тюряге. Нет, это неуютное заведение, по-другому не назовешь! Здесь, худо бедно, освоил одну несложную операцию на конвейере. Правда, в те времена я учился серьезно, даже увлекался орнитологией! Меня "доконали" вояки, вернее, мужи с военной кафедры. Майор Сапожников все повторял, что "у этого парня совсем не строевой вид!", а капитан Тимошенко, такой невысокий и сердитый, спец по уставу, вторил ему: "Что! Этот жлоб станет советским офицером? Только через мой труп!" Вот так! Выперли меня с этой хваленой военной кафедры, а вместе с этим завершилось и мое изучение орнитологии и других наук.Еще мне сказали - высшее образование в Советском Союзе не обязательно, ступай отсюда!
Ладно, "короче", как говорят побывавшие т а м ребята. Закругляюсь.Те двадцать дней, которые мне, как милостыню, подкинули милиционеры, пролетели быстрее солдатской побывки. Когда оставалось каких-то пять дней и в мозгах у меня звенело, я чувствовал, что и на этот раз мне никуда не деться - отыщут, "упакуют", побреют наголо и опять усадят к тому же конвейеру закручивать гайки. Хорошо, если так! А ведь могут и в настоящую зону, им-то что! Жаль, конечно, весна уже лезет изо всех щелей, просачивается в сырые городские полуподвалы, тают грязные сугробы, улицы расцветают. Мерзко в такую пору лишиться, пусть и условной, но - свободы.Всегда, конечно, мерзко, но весной даже в такой очерствевшей душе, как моя, шевелится что-то теплое и живое. Да, ко всему прочему, я тут повстречал на углу улицы тов. Йонаса Басанавичюса свою экс-госпожу в золотишке, прогуливающую Антукаса.
- Здорово, алкаш, - улыбнулась она. - Работу так и не ищешь?
И сияет вся, как алая роза, а я гляжу на Антукаса - не узнает меня мальчик, а может, и не хочет узнавать? Если всю дорогу пичкать ребенка конфетами, даже из самого распрекраснейшего получится раб.
- Твоих сраных денег, - отчеканивает мне ясновельможная пани, - мне не надо, и своих вполне хватает. За твои копейки купила ребенку пару килограмм апельсин, и все! Я тебе докажу, пропойца, не родился еще на свете тот, кто меня может унизить, понял? Тюрю пойдешь хлебать, все про тебя знаю!
И пошла своей дорогой, вихляя задом, поблескивая смоляным черным волосом, уже не такая стройная, куда там.
Тьфу! Едва успокоился, едва унял злость, что не ответил ей, как умею, пошарил по карманам в поисках сигареты и - какая везуха! - еще трешка, свернутая в трубочку, вывалилась из кармана! А пиво было еще дешевым, на улицах его всюду продавали - теплое, мутноватое, водянистое, противное, но все-таки пиво! Я тут же и направился к "Отцовской могиле", было такое занюханное местечко, кое-кто из ныне здравствующих, одержавших неравную победу над зеленым змием, думаю, помнит! Народу там, как назло, я застал немало, на улице мерзкая весенняя слякоть с дождем, пропади она пропадом. И ветерок промозглый. Вот я и хлебал эту желтоватую муть.Вместе с таким, вроде бы знакомым, вроде писателем.Совсем не старым, но седым, как лунь, кряхтящим, нудящим про страшные трудности с изданием книг и вообще невыносимые условия жизни и работы. Хоть про меня и не скажешь - но я все еще кое-что почитывал - критики обрушились на этого бедолагу за... лакировку действительности! Этот обнищавший писатель не расставался с серым портфелем, носил югославскую шляпу с блестящей шелковой перевязочкой. Еще он служил экспертом или кем-то там еще в "департаменте" охраны природы. Так он прозвал место своей работы за сто семь рублей в месяц. А посему имел право утверждать, что работа скоро угробит его талант и здоровье. Платили бы сто двадцать, тогда другой разговор! Выпили мы в этой "Отцовской могиле" бокала по четыре, он и говорит мне, как бы невзначай:
- У тебя еще есть деньги? Ну, не важно, пошли. Здесь недалеко.
Я сразу сообразил, о чем речь. Приковыляли мы к такой известной старушонке, и писатель купил у нее две бутыли вина.Всего пятьдесят копеек сверху, вот были времена! Ну, ясное дело, не "Токай". Ага, мыслю, плохи твои дела, коли ты с таким, как я, идешь в подворотню пить "чернила"! Таким я тогда выглядел забулдыгой. А эта старушонка даже позволила притулиться на ее подгнившей, продуваемой сквозняками мансарде и одолжила засиженный мухами стакан. Расплатились мы с ней двумя порожними бутылками.А чтоб легче было вычислить, когда все это происходило, скажу, что обычная бутылка тогда стоила двенадцать копеек, а большая - семнадцать.
Так вот, распили мы винишко, занюхали рукавом, закурили, тут я ненароком встрял со своей бедой: знаешь, Болеслав, я не пишу, но жизнь тоже заела, моя благоверная хочет меня упрятать! Работы нет, угла своего тоже... Коротко все изложил ему, не помышляя ни о помощи, ни о сочувствии, просто был случай поговорить по душам. А вдруг, услышав, что кому-то тоже хреново, писателя прорвет и он сочинит шедевр! Его действительно прорвало, он насупился, забормотал что-то себе под нос: погоди, погоди, тут кто-то говорил... Опрокинул еще стаканчик вина, а после совсем неожиданно посмотрел мне прямо в глаза.
Юргис Кунчинас (1947–2002) – поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Изучал немецкую филологию в Вильнюсском университете. Его книги переведены на немецкий, шведский, эстонский, польский, латышский языки. В романе «Передвижные Rontgenоновские установки» сфокусированы лучшие творческие черты Кунчинаса: свободное обращение с формой и композиционная дисциплина, лиричность и психологизм, изобретательность и определенная наивность. Роман, действие которого разворачивается в 1968 году, содержит множество жизненных подробностей и является биографией не только автора, но и всего послевоенного «растерянного» поколения.
Центральной темой романа одного из самых ярких литовских прозаиков Юргиса Кунчинаса является повседневность маргиналов советской эпохи, их трагикомическое бегство от действительности. Автор в мягкой иронической манере повествует о самочувствии индивидов, не вписывающихся в систему, способных в любых условиях сохранить внутреннюю автономию и человеческое достоинство.
Центральной темой рассказов одного из самых ярких литовских прозаиков Юргиса Кунчинаса является повседневность маргиналов советской эпохи, их трагикомическое бегство от действительности. Автор в мягкой иронической манере повествует о самочувствии индивидов, не вписывающихся в систему, способных в любых условиях сохранить внутреннюю автономию и человеческое достоинство.
В книге затронуты вечные темы – противостояние добра и зла, человек и война, связь поколений. Время действия – гражданская и Первая Мировая, Вторая Мировая войны. На первой сражался отец, на второй – отец и сын, которые имеют неразрывную духовную связь. И хоть перманентность войны угнетает, эта духовная связь между людьми, не дающая временам прерваться, не позволяющая ушедшим сгинуть без следа, сообщает радость. Радость и заслуженную благодарность, отзывающуюся в сердцах тех, кто живет сейчас. В романе переплетены реальность и вымысел, философия и обыденные размышления.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Мы путешествуем на лазерной снежинке души, без билета, на ощупь. Туда, где небо сходится с морем, где море сходится с небом. Через мосты и тоннели, другие города, иную речь, гостиницы грез, полустанки любви… – до самого горизонта. И обратно. К счастливым окнам. Домой.«Антология Живой Литературы» (АЖЛ) – книжная серия издательства «Скифия», призванная популяризировать современную поэзию и прозу. В серии публикуются как известные, так и начинающие русскоязычные авторы со всего мира. Публикация происходит на конкурсной основе.
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Михейкина Людмила Сергеевна родилась в 1955 г. в Минске. Окончила Белорусский государственный институт народного хозяйства им. В. В. Куйбышева. Автор книги повестей и рассказов «Дорогами любви», романа «Неизведанное тепло» и поэтического сборника «Такая большая короткая жизнь». Живет в Минске.Из «Наш Современник», № 11 2015.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.