Везунчик Джим - [78]

— Такую песью морду только на указателях к сортирам малевать.

Словно в качестве сдержанных аплодисментов его метафоре, раздался тихий стук в дверь.

— Войдите, — с рефлективной поспешностью крикнул Диксон.

Вошел Мики.

— Добрый день, мистер Диксон, — поздоровался он и вежливо добавил в адрес простертого Бертрана: — Добрый день. — На этот внешний раздражитель Бертран отреагировал вставанием. — Кажется, я не вовремя.

— Вовсе нет, — ободрил Диксон. — Мистер Уэлч уже уходит.

Бертран тряхнул головой, не в знак несогласия, а, вероятно, с целью прочистить мозги. Что-то новенькое, подумал Диксон и, как хороший хозяин, проводил Бертрана до двери. Бертран вышел молча.

— До свидания, — попрощался Диксон. — Итак, мистер Мики, чем могу служить?

Сегодня выражение лица Мики ассоциировалось у Диксона с принципиально иным набором иероглифов.

— Я насчет вашего факультатива.

— Вот как. Присаживайтесь.

— Нет, спасибо. Мне надо бежать. Я только на минуту заглянул, сообщить, что имел разговор с мисс О'Шонесси, мисс Маккоркудейл и мисс Рис Уильямс, и мы наконец определились.

— Очень хорошо. И что же вы решили?

— К сожалению, девушки сочли, что факультатив будет для них слишком сложен. Мисс Маккоркудейл займется архивом с мистером Голдсмитом, а мисс О'Шонесси и мисс Рис Уильямс пойдут на факультатив к Профессору.

Диксон был уязвлен: он рассчитывал, что ни одна из трех граций не устоит перед его личным обаянием.

— Печально, — сказал Диксон. — А что вы решили, мистер Мики?

— Я решил, что тема крайне интересная, и хочу записаться на ваш факультатив, если можно.

— Значит, я буду заниматься только с вами.

— Да, только со мной.

Повисла пауза. Диксон поскреб подбородок.

— Что ж, не сомневаюсь, мы продуктивно поработаем.

— Конечно. Ну, спасибо вам. Извините за вторжение.

— Не извиняйтесь — оно было очень кстати. Увидимся в следующем семестре, мистер Мики.

— Сегодня я приду на вашу лекцию.

— Это еще зачем?

— Тема животрепещущая. Многих заинтересовала.

— Что вы имеете в виду?

— Все, кому я говорил о вашей лекции, обещали прийти. Зал будет полнехонек.

— Вы меня просто утешили. Надеюсь, вы не зря потратите время.

— Разумеется, не зря. Еще раз спасибо. Ни пуха ни пера вечером.

— К черту. Бывайте.

Дверь за Мики закрылась. Диксон с некоторым удовлетворением отметил, что Мики ни разу не сказал «сэр». Да, но какая гадость предстоит в следующем семестре. Пожалуй, и к лучшему, что следующего семестра не будет, если только интуиция не обманывает. По крайней мере не будет колледжского семестра.

Он снова поскреб подбородок. Надо побриться, потом все остальное. Сейчас побреется — и пойдет посмотрит, дома ли Аткинсон. Его общество, а если повезет, то и виски, перед лекцией не повредят.

Глава 21

— Надеюсь, Диксон, вам не очень больно, — произнес ректор.

Рука рефлективно дернулась к подбитому глазу.

— Нет, сэр, не беспокойтесь, — отвечал Диксон небрежным тоном. — Странно, что фонарь вообще появился. Удар-то был — просто смех; вон и кожа цела.

— Говорите, ударились об умывальник? — уточнил другой голос.

— Совершенно верно, мистер Гор-Эркарт. Ужасно глупо; впрочем, такое со всеми случается. Уронил бритву, нагнулся — и пожалуйста. Теперь вид как только что с боксерского ринга.

— Да, не повезло, — посочувствовал Гор-Эркарт. Смерил Диксона взглядом из-под своей бровищи, два-три раза надул и снова сдул губы. — А я бы сказал, что мистер Диксон подрался. Как вы думаете, сэр? — уточнил он у ректора.

Ректор, низенький пузатый человечек с блестящей розовой лысиной, рассмеялся своим неподражаемым смехом. Именно такой чудовищный хохот оглашает готические замки в фильме о кровавых преступлениях. В первые недели пребывания ректора на посту (занятом сразу после войны) от его смеха моментально смолкали разговоры в преподавательской. Теперь никто даже головы не повернул, только Гор-Эркарт чуть напрягся.

Заговорил последний из четверки:

— Надеюсь, это обстоятельство не помешает вам прочесть ваши… вашу…

— Конечно, нет, Профессор, — заверил Диксон. — Эту лекцию я могу с завязанными глазами прочитать; я ее практически наизусть выучил.

Уэлч кивнул.

— И правильно. Вот, помню, когда я только начинал как лектор, я был настолько глуп, что записывал лекцию, но не утруждался ее… ее…

— Признайтесь, Диксон, что-нибудь новенькое вы нам поведаете или как? — перебил ректор.

— Новенькое, сэр? Видите ли, в данном случае специфика такова…

— Я имею в виду, тема разработана вдоль и поперек. Не знаю, право, с какого ракурса ее еще не рассматривали, но лично мне думается…

— Сэр, я бы поставил вопрос иначе… — встрял Уэлч.

Ректор и Уэлч заговорили разом, без пауз: один брал повышением тона, другой — децибелами. Общее впечатление было, будто двое чтецов, вместо того чтобы выступать дуэтом, тянут одеяло каждый на себя. Диксон с Гор-Эркартом оказались позабыты. Мало-помалу стихли все голоса, кроме этих двух. Первым сдался ректор; через секунду Уэлч, подобно оркестру, среагировавшему на каденцию солиста, тоже резко замолк.

— Достойна она переформулирования или нет, — подытожил ректор.

Внимание отвлек швейцар Маконохи с подносом — нынче подавали херес. Усилием воли Диксон удерживал ладонь у бедра, пока угощались три важные персоны, наконец позволил себе взять самую полную из оставшихся рюмок. Архивариус, на подобных мероприятиях контролировавший подачу спиртного, обычно прикрывал лавочку уже после двух обносов — для всех, кроме ректора и его собеседников. Диксон знал: через несколько минут придется откланяться, — и хотел выжать из расклада максимум. Он ощущал легкий дискомфорт одновременно везде и нигде, однако в один прием ополовинил новую рюмку: содержимое плавно присоединилось к трем предыдущим хересам и полудюжине порций виски. Закралась крамольная мысль, что мандраж перед лекцией — это излишество; Диксон закрепил ее новым глотком. Было десять минут седьмого — и двадцать до лекции.