Везунчик Джим - [13]
Диксон покосился на Маргарет. Та распевала с явным удовольствием (всю зиму занималась с хором от местного отделения партии консерваторов). Диксон прикидывал, какие изменения в обстоятельствах и темпераментах нужно произвести, чтобы мадригал стало возможно применить к нему с Маргарет, хотя бы с натяжкой. Маргарет периодически разражалась горячими клятвами (или откровениями, какая разница); не исключено, что поэт их и имел в виду. Но если он под «любовью векам назло» разумел то, что разумел, Диксон такой любви не провоцировал, по крайней мере в Маргарет. Может, и зря; в конце концов, этим все занимаются. Жаль, что Маргарет такая безнадежно некрасивая. Ладно, Диксон в ближайшее время попытается. Посмотрим, что выйдет.
«Я в лихорадке майских дней. Дарила, верно, их», — продребезжал Голдсмит что твой трамвай. То была последняя строка. Диксон не закрывал рта, пока Уэлчев палец клевал невидимую пернатую жертву, потом захлопнул и обогатил характерным полукруговым движением головы, каким хористы провожают дирижерскую палочку. Казалось, собравшиеся крайне довольны своими успехами и жаждут аналогичного эксперимента.
— Итак, следующий номер нашей программы — это, гм, в некотором роде балет. Разумеется, под «балетом» профессионалы, гм, разумеют не совсем то, что разумеем мы, со своими скромными способностями. Да. Пассаж довольно известный. Надеюсь, что известный. Называется «Май пришел». А сейчас, если все готовы…
Позади и несколько слева фыркнули. Диксон обернулся и увидел Джонса. Улыбка на его постном лице казалась инородной, накладной. Большие, практически лишенные ресниц глаза смотрели прямо на Диксона.
— Ты чего? — спросил Диксон. Если Джонс смеется над Уэлчем, Диксон срочно станет на сторону последнего.
— Сейчас увидишь, — отвечал Джонс, не сводя глаз с Диксона. — Сейчас все увидишь, — добавил он и осклабился.
Действительно, не прошло и минуты, как Диксон увидел, причем нельзя ясней. Отрывок состоял не из четырех частей, как обычно, а из пяти. Напротив третьей и четвертой сверху строк было написано «первый тенор» и «второй тенор» соответственно. Более того: на второй странице фигурировало инфантильное «тра-ля-ля», не говоря уже о многочисленных лакунах в каждой отдельной партии. При подобном раскладе даже Уэлчево ухо могло (чисто теоретически) зафиксировать наличие отсутствия одной партии. Полчаса назад Диксон имел неосторожность сообщить, что «до известной степени» владеет нотной грамотой; теперь поздно было вслух искать объяснения сложносочиненным мотивам, побудившим его на это высказывание, поздно сваливать вассальную зависимость на басы. Чтобы выпутаться, требовался как минимум эпилептический припадок.
— Джим, возьмите партию первого тенора, — посоветовал Голдсмит. — Она попроще, чем у второго.
Диксон рассеянно кивнул. Где-то на периферии сознания раздавалось Джонсово хихиканье. Прежде чем Диксон издал предупреждающий крик, миссис Уэлч покончила с фортепьянной разминкой, хористы пробежали глазами свои партии, и понеслось. Диксон было зашлепал: «Всяк в зелени полей. С милашкою своей. Тра-ля-ля-ля-ля-ля…», — но Уэлч вдруг вперил палец в потолок. Пение стихло.
— Где теноры? — забеспокоился Уэлч. — Почему не слышно теноров?
Раздался неритмичный стук в дальнюю дверь, за которым последовало открывание оной и появление высокого мужчины в лимонно-желтой блузе, застегнутой на все три пуговицы, и при окладистой бороде, по одну сторону более длинной и густой, чем по другую, и наполовину закрывающей галстук, изукрашенный виноградными лозами. Волна горячего ликования охватила Диксона, ибо он догадался, что в музыкальную комнату вошел околоживописный пацифист Бертран с подругой; Уэлч с неугасающим энтузиазмом склеротика многократно возглашал приезд этой пары. Начал он сразу после чая, паузы выдерживал в несколько минут. Что рано или поздно событие по пагубности воздействия сравнится с ипритом, сомневаться не приходилось, однако в тот именно миг оно явилось лучшим отвлекающим средством при гибельных мадригалах. Пока Диксон думал эту мысль, старшие Уэлчи покинули свои места и поспешили навстречу сыну. За ними потянулись гости, неуверенные, судя по речитативу, в неуместности паузы. Диксон, к своему удовольствию, остался один и с наслаждением закурил. Скрипач-любитель занялся Маргарет; Голдсмит и местный композитор говорили с Кэрол, женой Голдсмита, которая с завидной твердостью отказывалась от всякой роли в музыкальных вечерах, кроме роли слушательницы; Джонс настраивал пианино. Диксон обогнул толпу и прислонился к стене у двери, возле книжных полок. Отсюда он, смакуя сигарету, наблюдал, как робко и неловко вошла Бертранова девушка и, никем, кроме Диксона, не замечаемая, замерла на пороге.
За несколько секунд Диксон составил о ней полное представление. Светлые, прямые, коротко стриженные волосы в сочетании с карими глазами и отсутствием помады, четко очерченный рот и мальчишеские плечи, большая грудь и тонкая талия, продуманная непритязательность лиловой вельветовой юбки и белой льняной рубашки. Самый вид девушки был неотразимой атакой на его привычки, стандарты и запросы; будто ее создали и водворили в эту комнату с целью раз и навсегда указать Диксону место. Диксон настолько свыкся с фактом, что подобные женщины попадаются не иначе как в комплекте с бертранами, что давно не усматривал в нем несправедливости. В его, Диксона, распоряжении — большинство: многочисленные маргарет, нередко путающие привлекательность с клоунадой; маргарет, у которых слишком узкая юбка, неправильно подобранная помада или ее отсутствие и даже неуместная улыбка должны бы тотчас дискредитировать самую надежду на продолжение. Однако продолжение неминуемо: новый свитер непостижимым образом перевешивает неуклюжие ступни, щедрость восстанавливает жидкие волосы, пара пива придает приятность трепу о лондонских театрах или французской кухне.
Кингсли Эмис, современный английский писатель с мировой славой, известней у нас двумя романами — «Счастливчик Джим» и «Я хочу сейчас». Роман «Зеленый человек» (1969) занимает особое место в творчестве писателя, представляя собой виртуозное сочетание таких различных жанров как мистический триллер, психологический детектив, философское эссе и эротическая комедия.
На 1-й стр. обложки: Рисунок Н. ГРИШИНА и Г. КОВАНОВА к рассказу Клиффорда Д. Саймака «Денежное дерево».На 2-й стр. обложки: Рисунок Н. КУТИЛОВА к главам из романа Л. Лагина «Голубой человек».На 4-й стр. обложки: Фотокомпозиция И. Агафонова «Через тернии к звездам».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В конце 1953 года в Лондоне вышла книга «Счастливчик Джим», имевшая такой шумный успех, что за год выдержала 10 изданий. В ней автору удалось схватить и передать умонастроение, характерное для английской молодежи 50-х годов. Написавший ее сразу стал одним из самых популярных, если не самым популярным английским писателем послевоенного поколения. Это был преподаватель английской литературы в одном из университетов Уэльса – Кингсли Эмис.Джим Диксон работает преподавателем истории в английском провинциальном университете.
Роман «Эта русская» (1992) – одно из последних произведений знаменитого английского писателя Кингсли Эмиса (1922–1995). Может ли леди любить конюха? Комсомолец – носить галстук, а комсомолка – завивать волосы? Как наши, так и английские бабушки и дедушки, как известно, нашли свои ответы на эти «главные вопросы» своего времени. Словно предоставляя их образованным внукам пишет размышлений, знаменитый писатель сэр Кингсли Эмис ставит на повестку дня новый проклятый вопрос: «Может ли талантливый литературовед любить никудышную поэтессу?»История тривиальнейшая: лондонский профессор средних лет, человек тихий и скромный, страстно увлеченный своей наукой, женатый на особе стервозной, но не без достоинств, влюбляется в молодую девушку – и вся его жизнь идет наперекосяк… Но главное в этой истории – абсолютная бездарность уважаемой поэтессы и невыносимые моральные терзания, происходящие с профессором на этой почве: как можно любить человека, творчество которого вызывает у тебя омерзение.
Известный тележурналист на великосветском вечере знакомится с девушкой наследницей баснословного состояния. Знакомство сулит массу удовольствий, телепройдохе уже мерещится шикарная свадьба, но непредвиденные обстоятельства ломают привычную схему: выясняется, что «невеста» испытывает непреодолимое отвращение к физической стороне любви. Герой ищет причины странной аномалии…О том, как удается «влюбленному» преодолеть непредвиденное препятствие, вы узнаете, прочитав эту книгу, которая на русском языке издается впервые.
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.