Везунчик Джим - [11]

— Именно. Недди не говорил, каковы твои шансы?

— Даже не намекал. Зато я получил письмо от Кейтона. Он берет мою статью, ну, о кораблестроении.

— Теперь ты, наверно, с облегчением вздохнул. А когда напечатают?

— Неизвестно.

— Письмо при тебе? — Диксон протянул письмо. — Этот твой Кейтон, он что, на канцелярских принадлежностях экономит? Так-так… Что-то оно как-то все неопределенно. А тебе ведь конкретика нужна.

Диксон поморщился, чтобы вернуть очки на место. Как обычно, получилось со второй попытки.

— Разве?

— Джим, старина, ну конечно. Подумаешь, написали, что одобряют статью. Толку от этого негусто. Может, ее через два года напечатают. Нет, тебе надо взять этого Кейтона за жабры — пусть назовет точную дату. Тогда будет что предъявить Недди. Это я тебе как друг советую.

Диксон, далеко не уверенный, что ноги у дружеского совета растут не из досады, медлил, не отвечал. Вошла с подносом мисс Катлер. На ней было одно из самых старых черных платьев, которыми изобиловал ее гардероб. Оно лоснилось на локтях, а также выступах мощного торса. Подчеркнуто тихая поступь, быстрые точные движения мясистых рук, чуть поджатые губы и легкое пыхтение, помогающее не звякать посудой, а также потупленный взгляд в сочетании создавали эффект невозможности говорить в ее присутствии, разве только с ней самой. Уже много лет прошло с тех пор, как мисс Катлер оставила работу прислуги и стала сдавать комнаты внаем; хотя порой она демонстрировала впечатляющий набор характеристик прирожденной квартирной хозяйки, ее манера накрывать на стол и сейчас удовлетворила бы самую придирчивую экономку. Диксон с Бисли сказали ей что-то вежливое, она ограничилась двумя кивками — ритуал разгрузки подноса требовал тишины. По окончании ритуала они было заговорили, но явился страховой агент и майор в отставке Билл Аткинсон.

Аткинсон, высокий, смуглый и темноволосый, тяжело опустился на стул в углу стола, мисс же Катлер, давно запуганная его требованием, «чтобы все по высшему разряду», выскочила из комнаты.

— Рано ты сегодня, Билл, — сказал Диксон.

Аткинсон уставился так, будто замечание в принципе могло бросить вызов его физической силе и выдержке; наконец, как бы решив быть выше подозрений, кивнул раз двадцать. Из-за пробора прически и усов, загнутых под прямым углом, Аткинсон имел вид опереточного злодея.

Продолжали пить чай. Аткинсон тоже взял чашку, но в разговор, еще несколько минут вращавшийся вокруг Диксоновой статьи и вероятной даты ее публикации, надменно не вступал.

— Статья-то хоть хорошая? — наконец спросил Бисли.

— Хорошая? — опешил Диксон. — Что ты разумеешь под словом «хорошая»?

— Что ты был выше фактов и нарядных выводов. Что писал не только с целью удержаться на работе.

— Боже правый, о чем ты говоришь? Делать мне больше нечего — душу в этакую халтуру вкладывать. — На слове «халтура» Диксон перехватил пристальный взгляд Аткинса из-под густо опушенных век.

— Я только спросил. — Бисли вынул отделанную никелем трубку. Трубка с переменным успехом служила шпалерой для его личностного роста. — Значит, я был прав.

— Альфред, уж не хочешь ли ты сказать, будто ждал от меня научных исследований? Ждал, признайся?

— Ничего я не ждал. И ничего не хочу сказать. Я спросить хочу: зачем ты вообще это на себя взвалил?

Диксон колебался.

— Я ведь уже объяснял, причем давно. Из-за ощущения, что в школе от меня толку не будет.

— Нет, я имел в виду, почему ты стал медиевистом. — Бисли чиркнул спичкой, накуксил мышиное личико. — Билл, тебе дым не мешает? — Ответа не последовало, и Бисли продолжал между затяжками: — Насколько я понимаю, Средние века интересуют тебя ничуть не больше, чем какие-либо другие. Я прав?

Диксон выдавил смешок.

— Прав, прав. Я стал, как ты выражаешься, медиевистом, исключительно потому, что у нас в универе, в Лестере, средневековых документов было завались. Вот я и приспособился. Естественно, что в резюме я сделал упор на Средние века — сам знаешь, когда у кандидата узкая специализация, к нему уважения больше. В итоге место досталось мне, а не типчику с оксфордским дипломом, а почему? Потому что типчик на собеседовании нудил о современных теориях интерпретации. Только я не думал, что Средние века станут моими личными галерами. — Диксон подавил желание закурить — пятичасовая сигарета была оприходована еще в пятнадцать минут четвертого.

— Понятно, — шмыгнул носом Бисли. — Ты раньше не рассказывал.

— А ты не замечал, как часто мы приспосабливаемся к тому, что нам особенно ненавистно? — спросил Диксон, но Бисли, продолжая пыхтеть трубкой, уже поднялся. Диксоновы взгляды на Средние века как таковые подождут до лучших времен.

— Мне пора, — сказал Бисли. — Приятного тебе времяпрепровождения с творческими личностями. Смотри не напейся и не выложи старику Недди то, что выложил мне. Счастливо, Билл! — Аткинсон не соизволил ответить, Бисли не соизволил закрыть за собой дверь.

Диксон бросил «до скорого», выждал несколько секунд.

— Билл, ты не мог бы оказать мне услугу?

Ответ, как ни странно, последовал незамедлительно.

— Смотря какую, — скривился Аткинсон.

— Будь добр, позвони мне вот на этот номер в воскресенье часов в одиннадцать утра. Я буду на месте, мы поговорим с минуту о погоде, и все. Но если вдруг трубку возьмет кто-то другой… — Из прихожей донеслись непонятные звуки, Диксон замолчал, больше ничего не услышал и продолжил: — Так вот, скажи тому, кто ответит, что нагрянули мои родители и ждут меня не дождутся. Вот, здесь все написано.