Везучий Борька - [24]

— Город?!

— Не верите, посмотрите на географическую карту. Сами увидите. Вот так. А имя у пса что надо.

— Что надо… — сказал Борька. — Себе с таким именем не берёшь…

— Да куда же мне его, подумай! У меня же есть уже…

У Пушинкина, верно, уже был боксёр по кличке Крош.

— Я ведь не Наполеон, я своего Кроша на улицу не выкину. Он ведь у меня со щенячества. А с двумя собаками, — Костя вздохнул, — нас всех троих выгонят из дома.

— Ладно, пошли, — заторопился Борька.

И мы повели Гавра.

— У нас же ни у кого нет собственной собаки, — сказал Вадька по дороге. — Пусть будет одна на четверых, верно?

— Толька, может, не согласится.

— Ну да! Ещё как согласится.

— Увидим.

— А жить он у кого будет?

— Я думаю, по очереди. Сначала у меня, потом у Борьки, потом у Тольки, потом у тебя, Вовка. Перезнакомится со всеми, привыкнет. Как?

— Ладно.

— Ну вот, недельку у меня поживёшь, верно, Гаврюша? — сказал Вадик.

Собака остановилась и совсем опустила голову.

— Грустный он какой-то.

— Ещё бы. Ведут неизвестно куда. Да и голодный, наверно.

— Потерпи, Гаврюша. Придём домой, покормимся.

Проводили Вадьку с Гаврюшей и разошлись.

Дома я сел за уроки. Сидел, сидел, а в голову ничего не лезло. Всё думалось про Гаврюшу.

Я достал толстый атлас, чтобы найти Францию. Оказалось, она совсем небольшая страна. Поместилась на одной страничке. А когда я нашёл город Гавр, я снова стал думать про Гаврюшу: «Как-то тебе там у Вадьки поживается. Через дня два-три я, пожалуй, заберу тебя к себе. Может, ты ко мне так привыкнешь, что не захочешь ни к Борьке, ни к Тольке, ни назад к Вадьке. Ни за какие коврижки. Это было бы, конечно, здорово. А уж я бы с тобой…»

Я так размечтался, что не услышал звонок в двери.

— Вова, это твои, — сказала мама. — Скажи им, что ты ещё не сделал уроки.

Я вышел на лестничную площадку.

Тут были все. Толька, Борька и Вадик с Гаврюшей. Я посмотрел на них и сразу понял, что что-то случилось.

— Ну? Чего?..

— Понимаешь, Вовка, — сказал Вадик. — У меня Гаврюше никак нельзя. У меня кот. Мы забыли про моего кота.

Да, действительно. У Вадьки жил злой сиамский кот Дымок.

— Понимаешь, мы и войти не успели, как Дымок набросился на Гаврюшу. А Гаврюша шляпой такой оказался — хоть бы сдачи дал. Еле отбил его. Вон как мне руки все исцарапал кот.

— Так. Дымок, значит…

— Да. И у Борьки нельзя. У него дедушка астмой болеет.

— Понятно. Астма, значит…

— Ты хоть знаешь, что это такое? Между прочим, при астме нельзя держать в доме мохнатую собаку. Из-за шерсти. Ты пойми!

— Я всё понимаю. У Тольки тоже нельзя…

— И у Тольки нельзя. У него мама как увидела Гаврюшу, так и закричала: «Ты куда такую страхолюдину в дом ведёшь?!» Вот мы и пришли к тебе. К кому же нам ещё?

— Правильно сделали, — говорю, — что ко мне пришли.

— Ты погоди радоваться. Может, и тебе не разрешат.

— Чего-о?! Мне?! Ещё как разрешат! Ещё, может, спасибо, скажут!

— Ну мы тут постоим. Послушаем, как там вас обоих примут.

— Как всё будет…

— Нечего, нечего подслушивать. Ступайте. У нас с Гаврюшей всё будет отлично.

И они пошли. Я подождал немного. Пока дверь парадной не хлопнула.

— Ну, Гаврюша, — говорю, — заходи!

…Два часа мама объясняла мне про то, что у нас птицы. Про то, что собака — это шерсть и грязь в доме. Про то, что этот Пушинкин просто обманщик. Про то, что у Гаврюши наверняка есть хозяин. Про то, что он сейчас бегает по городу и ищет своего верного друга…

Я отбивался изо всех сил:

— Да какие птицы?! Наши чижи и щеглы живут в клетках! А клетки на шкафу. И они никак не будут мешать Гаврюше. А Гаврюша не будет мешать клеткам. То есть птицам. Он, может, целыми днями будет лежать и слушать их пение. Какая грязь?! Да я сам всё буду убирать, вот увидишь! И какой же Костя Пушинкин обманщик, если он не бросил Гаврюшу как другие!.. И какой у Гаврюши может быть хозяин, когда он даже без ошейника?!. Никто его не ищет! Никто!.. Да разве ты не видишь, что он совсем брошенный! Просто вышвырнутый на улицу! Совершенно бездомный! Потому что он старый, вот! Неужели надо всё это говорить?.. Объяснять! А чего тут объяснять?! Когда и так всё видно!..

Я ходил по комнате и горланил эти слова. И лицо я поднял к потолку. Чтобы у меня слёзы из глаз не выкатились. Потому что какой же это разговор со слезами…

Я, как в тумане, пошёл на мамин голос.

Мама была в ванной. Там уже было налито воды Гаврюше по коленки. Гаврюша смирно стоял, а мама его намыливала.

— Помоги лучше, крикун, — сердито сказала мама.

И когда мы его отмыли, накормили и устроили на половичок под батарею, мама сказала:

— Посмотрим, что скажет папа, когда вернётся с работы.

Пришёл папа. Первым делом он спросил:

— И давно этот мохнорылый гость охраняет батарею?

— Да не так давно, — говорю.

— Пора и честь знать.

— Как это?

— А так. Бери за поводок и веди туда, откуда привёл.

— Да куда ж я его, папа, поведу? Он, может, это… уже у себя, дома…

— Это что за новая история? — Папа сел на диван. — Что значит — дома?..

И я стал рассказывать. Папа слушал, слушал.

— Какой император? — говорит. — Какой Наполеон? Ты что мелешь?

— Это не я, это Костя Пушинкин так Гаврюшу продавал… Папа махнул рукой:

— У меня уже голова кругом идёт от твоей болтовни. Он поднялся с дивана. Подошёл к Гаврюше, присел.