Веяние тихого ветра - [40]

Трофим вызвал на колесо двух других рабов и подошел к Атрету.

— Встань на колени и откинь голову назад.

Атрет вспомнил предупреждение Тарака о кастрации и сделал так, как ему сказали. Трофим схватил его за голову, после чего провел большими пальцами вдоль разбитого носа Атрета, прощупывая хрящ.

— Твоя ошибка была в том, что ты смотрел на меня.

Атрет стиснул зубы — больше всего он боялся в этот момент опозориться дальнейшими промахами. Кровь ручьем текла по губам и щекам на полотенце, которое дал ему кто–то из рабов. Трофим не отнимал пальцев от переносицы, пока хрящ не стал на свое место.

— Женщины любят смотреть на привлекательных мужчин, — улыбаясь, сказал Трофим. Затем он вымыл руки в сосуде с водой, который раб принес для него. Взяв из сосуда губку, он протянул ее Атрету. — Чтобы хорошо сражаться, нужна выносливость, — сказал он, вытирая руки о полотенце, которое дал ему раб, — когда кровь перестанет течь, встанешь в строй. — Он бросил полотенце на землю, рядом с Атретом и повернулся к двум другим, стоящим на колесе.

Атрет прижал влажную губку к разбитому лицу. Холодная вода облегчила боль, но самому ему легче не стало. Тут он услышат удар и стон другого раба, летевшего с колеса. «Следующий!» — выкрикивал Трофим.

День был в самом разгаре. Трофим повел своих подопечных на другие тренировки только после того, как все они прошли через пали.

Солнце сияло в полную силу, когда обучаемые вернулись к бегу с препятствиями. Атрет устал, его туника пропиталась потом и кровью, но эти упражнения он преодолевал без особых трудностей. Он всю жизнь прожил в германских лесах — ему было не привыкать к бегу с препятствиями. Качающиеся ветки, корни и валуны, стволы сосен — все это было частью его жизни.

Другие, которые попали сюда из рудников и с полей, спотыкались и падали, задыхались и поднимались только тогда, когда свистела плеть, хлеставшая их по спинам. Но когда у Атрета снова стало пусто в животе, те препятствия, которые римляне ставили для тренировок, были для него детской игрой.

Трофим был явно недоволен состоянием некоторых тренирующихся.

— Сколько дней вы уже тренируетесь здесь и до сих пор ничего толком не можете сделать! Вон, берите лучше пример с германца! Если он что–то и умеет, так это хорошо бегать!

Атрет весь загорелся от гнева, когда Трофим приказал ему сделать еще один круг в беге с препятствиями, тогда как остальные стояли и наблюдали за ним.

Когда раздался еще один свисток, группу повели в здание, и они стали спускаться по лестницам в бани. Выбившийся из сил Атрет сидел в бассейне, положив руки на холодные камни. Нос горел, все мышцы болели. Он наполнил губку водой и прижал ее к шее. От воды ощущения были приятнее, приятно также было осознавать, что он хорошо поработал.

Единственным звуком, нарушающим тишину в освещенных факелами банях, был плеск воды. Никто не разговаривал. В зале находились четыре стражника. Несмотря на неостывшие в нем бунтарские чувства, Атрет понимал, что Тараку ничего не стоит осуществить те угрозы, которые Атрет от него сегодня услышал.

Ему дали новую тунику. Как только он оделся, ему приказали подниматься по лестнице. Рабов снова привели в столовую — на этот Атрет раз уже не набрасывался на пищу, — после чего всех развели по камерам и заперли на ночь. Он взял тяжелую верхнюю одежду, оставленную здесь утром, и расстелил ее поверх тонкого соломенного тюфяка.

Всю свою жизнь он испытывал только одно желание, — он хотел, чтобы кровь кипела в жилах, он хотел быть воином, чтобы сражаться. Он почитал за честь уничтожать врагов, вторгшихся в его землю; он почитал за честь сражаться, чтобы защищать свой народ; он почитал за честь умереть в битве. Но какая может быть честь в том, чтобы на потеху римской толпе убивать равного тебе?

Атрет уставился сквозь решетку на мерцающий и отбрасывающий тени огонь факела, освещающего коридор. Он так устал, что уже не чувствовал ничего, кроме глубокого стыда и жгучей ярости по поводу того, что ждало его впереди.

7

Юлия попыталась протиснуться вперед, чтобы увидеть находившуюся внизу арену, но Марк держал ее за руку и не отпускал.

— Не торопись, Юлия, — сказал он ей успокаивающим голосом, ища глазами распорядителя. — Когда наступит наша очередь, локарий покажет нам наши места.

— А я думала, у тебя здесь своя ложа.

— Да, но сегодня она занята, и я подумал, что тебе лучше сесть среди толпы и получить от зрелища настоящее удовольствие.

Зрители уже занимали трибуны, спускаясь по ступеням и проходя на свои места, называемые кавеями. Три выстроенные кругом стены, балтеи, были разделены на четыре многоступенчатых сектора. Самый высокий и поэтому самый дешевый — это пуллаты. Ближайший к арене — это подиум, где обыкновенно сидел император. Представители военного сословия и трибуны занимали места за подиумом и выше, в первом и втором менианумах. Третий и четвертый менианумы резервировались для патрициев.

— Ну что они там так долго тянут? — нетерпеливо сказала Юлия. — Я уже боюсь, что пропущу что–нибудь.

— Им нужно рассадить толпу. Не беспокойся, сестренка, ты все увидишь. Они еще даже не представили благотворителя. — Он протянул распорядителю проходные жетоны из слоновой кости и поддержал Юлию своей твердой рукой за локоть, когда они стали спускаться по крутым ступенькам. Распорядитель указал им, в какой ярус нужно идти, после чего вернул Марку жетоны, чтобы Марк мог сличить номера на жетонах с номерами на каменных скамьях. — Первые часы будут неинтересными, — сказал Марк, когда Юлия села, — уж и не знаю, как это ты меня уговорила взять тебя с собой. Настоящий бой начнется еще не скоро.