Ветви терновника - [49]

Элизабет и Данила медленно шли вдоль торговых рядов, иногда останавливались и рассматривали заинтересовавшие их вещи. Особое внимание девушки привлёк стенд, на котором расположились чайницы, сухарницы и знаменитые расписные металлические подносы с претенциозной надписью: «Жостово». Здесь девушка выбрала несколько шкатулок и оригинальный портсигар, покрытый характерной букетной лаковой живописью.

– Это для моих родных, подарки к рождеству, – коротко пояснила она.

Наконец пара дошла до сектора народной ярмарки, где особняком размещался наиболее привилегированный сектор торговли, объединявший так называемых свободных художников-нонконформистов, которые ещё не имели громких имён, но уже создавали выдающиеся произведения искусства. Юноша и девушка медленно переходили от одной картины к другой и так увлеклись своей экскурсией, что не заметили, как стало вечереть и из свинцового неба посыпались крупные сверкающие в свете фонарей снежинки.

– Посмотри, какая необычная картина, – размышляя над чем-то своим, с расстановкой проговорила Элизабет. – Она мне нравиться. А ты, как ты считаешь, Дэнни? – улыбнувшись, спросила девушка, откидывая капюшон парки.

– Ну что ж, действительно, выглядит необычно, – откликнулся Данила, – интересный сюжет. Это ваша картина? – обратился он к скромному молодому человеку, который, несомненно, устал от бестолкового стояния на ногах целый день, но так и не дождался своего случайного покупателя.

– Да, это моя работа, – ответил он, – я пишу в основном натюрморты.

– И вы можете продать её нам? – сохраняя улыбку на лице, поинтересовалась девушка.

– Да, безусловно. Я с удовольствием отдам вам эту картину, и даже предложу хорошую скидку. 70 рублей вас устроит? – проговорил оживившийся художник.

– Конечно, вполне устроит, – вмешался в разговор Данила, решивший продемонстрировать даме свою упредительную галантность и широту характера.

– Я хочу сделать тебе, Лиза, рождественский подарок. Вот эту картина. Может быть это не шедевр, но от всего сердца. Ты не возражаешь?

– Нет, мне будет приятно, – просто ответила девушка. – Спасибо. Я буду помнить.

– Вот ваша картина, – произнёс художник, потягивая Элизабет своё произведение, – я специально не стал заворачивать её в бумагу. Картину накануне закончил, а краска на морозе медленно сохнет, боюсь смазать. Так что, пожалуйста, осторожней. Извините. – Молодой человек был явно смущён.

Влюблённые пошли дальше по покрытой снегом дорожке. Неожиданно Элизабет остановилась и, вытянув руки, стала внимательно всматриваться в картину.

– Ты знаешь, почему она мне понравилась, Дэнни? – девушка взглянула на Данилу. – Вот посмотри. На снегу лежат две срезанные колючие ветки терновника, усыпанные созревшими фиолетово-синими ягодами, а между ними алая роза. Может быть, это несколько композиционный сюжет, но я чувствую, что он символизирует нашу любовь. Мы встретились осенью, но мы по-настоящему узнали и полюбили друг друга только в декабре, когда уже выпал прекрасный русский снег. Эти две веточки с одного куста и лежат они на снегу рядом. Это как мы с тобой. А между ними распустившаяся красная роза – это наша любовь. Но вот шипы на ветках говорят о том, что наше счастье сложно будет сберечь. Не обижайся Дэнни. Ты это понимаешь не хуже меня. Я сохраню эту картину. Она будет всегда напоминать мне о нас и наших встречах. Благодарю тебя за всё.

Слушая слова подруги, Данила чувствовал, как на его сердце накатывается горячая волна жуткого предчувствия, которая, если её не остановить, может выжечь всю его душу.

– Нет, нет. Не надо так говорить. Ты словно прощаешься со мной навсегда. Я не согласен. Ничто не сможет разлучить нас. Я тебя никому не отдам и ни за что не уступлю. Наша встреча не случайна. Я это знаю и чувствую каждой клеточкой моего тела. А картина действительно хорошая. Ты увезёшь её в Берлин, и пусть она действительно служит символом нашей любви. А кстати, как фамилия её автора? Вот здесь есть его подпись, но она не разборчива. Ты постой здесь минуту. Я сейчас, отлучусь буквально на минуту. Только спрошу у того парня его фамилию. Он ещё не ушёл. Всё будет хорошо. Ты увидишь.

И Данила бегом бросился в ту сторону, откуда они только что пришли. Нужно ли или нет было узнавать имя художника, он и сам толком не знал. Просто необходимо было встряхнуться и привести мысли в порядок. В голове что-то спуталось. Зачем она так сказала? Неужели может появиться что-то неумолимое, что может вторгнуться их жизнь и изменить её. От одной этой мысли сознание заволакивал липкий тяжёлый туман, и голова отказывалась соображать, как надо.

– Или я что-то не понимаю, – с трудом тасовал мысли Данила, – и оказался настолько наивным, что не заметил, что реальность другая. Сейчас институт, устоявшийся распорядок жизни, надёжный круг друзей, а дальше что? Или то, что ждёт меня и Лизу за стенами родного вуза – это нечто другое? Иные условия, другие законы, чужие люди, которые управляют большим миром, этим вместилищем обмана и пороков. Неужели это так, и об этом хотела сказать мне Элизабет?

Он, конечно, узнал фамилию художника, и сообщил её возлюбленной, хотя она его об этом и не просила. И ещё что-то говорил ей успокаивающее и пытался шутить, и Элизабет слушала его и соглашалась, так как была рада весёлому настроению любимого. О многом говорил Данила и только об одном не сказал своей подруге – о том, что заказал художнику Нечаеву ещё одну такую же картину, её копию, и даже заплатил задаток. Только об одном попросил он художника – убрать с розы и ветвей терновника шипы. Зачем? Этого он и сам не мог объяснить себе. Может быть потому, что подумал – пусть будут две картины – одна в Берлине, а другая в Москве, и они будут крепко-накрепко связывать нас. А различие в незначительных деталях вполне допустимо, потому что всегда бывает два пути: один ведёт к несчастью, а другой дарит надежду.