Ветви терновника - [43]

Справедливые, но жестокие слова возлюбленной, словно острые кинжалы, пронзали сердце юноши. Уж лучше бы встретить сотню вражеских воинов, нежели чем слышать из любимых уст такие обвинения.

– Любимая, я люблю тебя так, как никто и никого ещё не любил. Эти слова я готов повторять хоть тысячу раз, чтобы ты не забыла их и верила мне. Ни одна женщина, ни в Британии, ни в далёкой загадочной Мавритании никогда не будет моей ни на деле, ни даже в мыслях. Без тебя я потеряю смысл жизни и тогда смерть от раны или на поле сечи будет для меня блаженством. Никто, ни короли, ни даже сам дьявол не смогут отобрать тебя у меня. Но я связан клятвой, которую дал своему сюзерену и покровителю, королю Марку в присутствии тысячи рыцарей и кнехтов, и которому на мече обещал защищать от всех врагов и несчастий не только его страну, гордый Корнуэльс, но и его самого и его семью. И он мой дядя, который вырастил меня и вскормил, когда я был немощен и гоним врагами, убившими моих родителей и поработившими мой прекрасный Лоонуа.

– Но ты и мне дал клятву, – вскричала бедная Изольда. Её голос дрожал и срывался. Казалось, она сейчас от волнения лишится чувств. – Ты говоришь о смерти в бою, значит, ты и мне предлагаешь умереть. А смерть, разве это любовь? И что же, смерть для тебя важнее, чем моя любовь? Любовь – это жизнь. Ведь только благодаря ей на земле наступает весна, и листьями покрываются деревья, встаёт солнце и текут реки, и рождаются дети. А о них ты подумал? Или ты считаешь, что я смогу полюбить детей от Марка? И как я должна принимать Марка и его семя? Неужели ты не понимаешь это, и сердце твоё молчит, и ты уже не желаешь наших с тобой детей, которые никогда не смогут родиться, если мы потеряем друг друга? И разве они виноваты перед нами, и можем ли мы выносить им этот страшный приговор? А теперь ещё раз подумай о своей клятве Марку и спроси себя сам, значит ли она больше, чем та клятва, которую ты дал мне?

– Нет, нет, ничего подобного не должно случиться. Я всё сделаю, чтобы не допустить такие несчастья, – отвечал Тристан, теряя последние остатки самообладания и, обхватил руками свою разгорячённую голову, словно намереваясь собрать разрозненные мысли, – я не могу забыть одного предсказания, о котором не хотел говорить раньше, чтобы не смущать тебя. Пять лет назад король Эрменрих Смелый призвал лучших рыцарей Европы, чтобы они уничтожили злобного дракона Рейта, поселившегося в горных ущельях Реции, и наводившего ужас на все окрестности, уничтожая скот, посевы, дома и самих жителей. Равному ему по силе и жестокости не было со времён великого Зигфрида, сразившегося непобедимого дракона Фритьёфа и забравшего золото небилунгов. Нас было десять воинов, а в живых остались только я и мужественный Говен, который истекал кровью от многочисленных ран, и которого я с трудом вынес на плечах из пещеры дракона. Так вот, умирая, Рейт поведал мне, что я встречу прекрасную женщину и обрету с ней невероятное внеземное счастье. Так и случилось. Но он мне ещё сказал, что за всё надо платить и за хорошее, и за плохое и, что моё необыкновенное счастье продлится недолго, и что моя любовь, приведёт меня на край могилы, и погубит мою возлюбленную.

Бедный рыцарь замолчал, как бы для того, чтобы перевести дыхание. Молчала и Изольда, не зная, что она должна ответить на эти слова.

– Может быть, из-за этого предсказания дракона, Тристан и проявляет свою растерянность и так нерешителен, потому что не знает, как изменить их судьбу? – гадала она.

Сердце принцессы наполнилось жалостью к своему любимому. Стремясь как-то утешить его, она подошла к юноше, подняла бархатными ладонями его склонённую голову и долгим поцелуем приникла к его губам. Когда оба успокоились и обрели присутствие духа, Изольда сказала:

– Может быть, дракон Рейта был и вещим предсказателем. Я не хочу отрицать этого, хотя бы по причине того, что он угадал нашу встречу. Не буду даже протестовать против того, что он напророчил нам несчастья, и они, к сожалению, стали случаться всё чаще. Но я не хочу другой судьбы, какой бы печальной она не была, и какой бы страшный конец меня не подстерегал. Потому, что, отказавшись от нашей любви, я стану даже не просто другой, а потеряю самое себя. Прежняя Изольда, верившая в предначертания и в право человека быть счастливым, когда не требуется что-то выдумывать и отказываться от своих идеалов, притворяться и улыбаться тем, кого ты и видеть даже не хочешь, исчезнет, растворится в небытие. Как мог ты подумать, что я с кем-то другим даже на минуту смогу обрести покой и блаженство, сколько бы горячих признаний он бы не произнёс, как бы не восторгался моей красотой и какие земные блага мне бы не сулил? Разве ты не понял, что в любви главное свобода, когда нет неволи ни в большом, ни в малом? Ведь любое принуждение или условность убивает её, оплетает узловатыми верёвками, пытается подчинить себе и сделать рабой прихоти, расчёта и рассудительности. Разве бывает подневольная любовь? Разве тебе это не ясно как мне? Я люблю своих родителей, как может любить только послушная дочь, душой и сердцем, и навеки буду связана с ними незримыми нитями кровного родства. Но я никогда не смогу им покориться в угоду политической и материальной выгоде и логичным, а от того ещё более циничным, амбициям. Ведь сказано в Евангелии от Матфея: «посему отставит человек отца и мать и прилепится к жене своей и будут два одной плотью, так что они уже не двое, а одна плоть».