Ветви на воде - [7]

В конце концов мальчишки решили, что с меня хватит, и снова встали в круг, чтобы рассмотреть меня, как стая диких зверей – убитую добычу. Карл залез в мои карманы и забрал все деньги, включая десять центов, которые я нашел по дороге сюда. Я думал, мне повезло, когда я их нашел.

Я лежал и плакал, ощущая свою беспомощность и нечто еще более ужасное. Где я возьму деньги, чтобы накормить Скелета? Не могу же я таскать продукты из дома. Если родители об этом узнают, они тоже меня побьют, хотя это было у нас не принято, но вот за воровство у семьи меня в любом случае ожидала жестокая порка.

Мысль о том, что я не смогу прокормить Скелета, была больнее, чем побои бесчувственной банды, больше заинтересованной в сигаретах, чем в том, чтобы спасти жизнь замечательной собаки. Мне не разрешат оставить себе Скелета. Может быть, папа вообще его убьет, решив, что, если я не могу заботиться о животном, ему лучше будет умереть. Я успел подумать даже о деньгах, которые папа теперь ожидает получить с меня за мое проживание.

Склонившись надо мной, Томми прорычал:

– В доки больше не смей соваться. Хоть раз увижу, получишь еще больше, ты понял?

Я понял. Он только что приговорил мою собаку к смерти. Я пытался сообразить, где теперь искать работу, но думать было трудно от боли и страха. К тому же мысль о том, что кто-то захочет нанять работника со сломанным носом, вспухшей губой, синяком и, по-видимому, несколькими сломанными ребрами, сама по себе была нелепой.

Скелету повезло как утопленнику.

Солнце уже почти садилось, когда мальчишки двинулись к шоссе, оставив меня лежать на песке.

– Спасибо, что почистил за меня рыбу, – бросил мне напоследок Карл, и они ушли. Их резкий смех эхом отдавался в наступающих сумерках.

Мне удалось сесть и как следует ощупать места побоев. Мне подумалось даже, может, ни нос, ни ребра все-таки не сломаны? Но у меня болело все тело, и я не мог сделать с этим ничего, кроме как обвить руками голову и надеяться на лучшее. Бороться дальше было бесполезно. Мои слезы высыхали, изо рта и носа почти перестала течь кровь. Я задумался, как я выгляжу, когда из полумрака вдруг раздался мужской голос:

– Да уж, досталось тебе на орехи.

Я поднял глаза, но последние яркие лучи уходящего солнца вспыхнули за спиной говорившего, не дав мне разглядеть его как следует. Я прищурился, чтобы сияние было не таким резким; распухший глаз тоже мешал видеть.

– Что? – я расслышал его слова, но не знал, что еще ответить.

– Я говорю – досталось тебе на орехи.

– Их было семеро.

– Я знаю. Я видел.

Мне понадобилось полминуты, чтобы осознать, что взрослый человек смотрел, как меня били, и не вступился, даже не сказал ни слова. Это ведь была нечестная драка.

– Почему вы им не помешали? – спросил я.

– Ну, во-первых, это не мое дело, но в основном потому, что семеро крепких, здоровых мальчишек, напавших на парня младше них, без труда справились бы и с таким стариком, как я.

Отлично, подумал я, ещё один трус.

– Кто вы такой?

– Мистер Питтман. Генри Питтман. Я живу в старом автобусе.

Это немного прояснило ситуацию. Я знал, кто он такой. У причала, недалеко от того места, где земля резко поднималась к шоссе, всегда, сколько я себя помню, стоял ветхий школьный автобус. Все шины были спущены, двигатель не работал. На окнах висели шторы, которые всегда были закрыты, даже в летнюю жару. Хозяином автобуса был человек, похожий на актера Берла Айвза. Я думал, он уже пожилой, хотя потом выяснилось, что ему было всего пятьдесят три. У него была чёрно-серая козлиная бородка и усы, редеющие волосы, и половина его веса явно ушла в живот. Я часто видел его пьющим пиво в баре «Кирби», где работал мой отец.

Думая над его словами, я решил, что пусть он и трус, но он прав. Если бы он вмешался, Томми и другие мальчишки просто не обращали бы на него внимания, пока им не осталось бы другого выхода, кроме как переключиться на него.

– Ну а ты кто такой? – спросил он.

– Джек.

– А фамилия у тебя есть, Джек?

– Тернер.

Он смотрел на меня, понемногу узнавая.

– Ты же Повара мальчонка, да?

– Ага. Мой папа работает в «Кирби», – сказал я, поскольку ничего лучше не придумал.

– Я знаю. Иногда захожу туда выпить пива.

– Ага. Я вас там видел.

– Ну, тогда и я тебя видел. Может, зайдешь ко мне на минутку, перевяжу тебя? – предложил он, указывая на автобус с таким видом, будто это была отмеченная множеством наград больница.

– Все в порядке, – ответил я, не желая проводить вечер в компании старика. – Не так уж и сильно мне досталось.

– Ну, хоть смоешь кровь с лица. Сейчас ты похож на героя фильма ужасов, – хохотнул он. – Можно было бы назвать его «Как я был боксерской грушей».

Оставив без внимания его попытку пошутить, я подумал, что он прав. Нельзя идти домой в таком виде. Я встал, стряхнул с себя грязь и песок и потащился к нему. Его большое тело закрыло солнце и позволило мне наконец разглядеть его как следует. Он улыбался мне так, будто давно меня ждал. Это была дружелюбная улыбка, от которой его голубые, как лед, глаза становились теплее.

В его взгляде не было жалости, лишь понимание. Меня он никогда не интересовал – подумаешь, сумасшедший старикан, живущий в сломанном автобусе.