Ветры низких широт - [47]

— Мария Семеновна! — с укоризной заметила Наташа Павловна. — Зачем все это? Пришел лейтенант, ушел лейтенант — разве от этого что-то изменилось?

— Голубушка ты наша! Да ведь не чужая же ты нам!..

— Он недавно из училища, — сказал Сокольников. — Вещь, как говорится, еще в себе. Так ведь и мы, наверное, Мария Семеновна, такими были.

— Вы-то будто иначе смотрелись, — пригорюнясь, промолвила Мария Семеновна. — Ох, Вас-Вас, жениться тебе надо.

Сокольников скупо улыбнулся, глянул лукаво на Наташу Павловну, но та отвернулась к окну, теребя занавеску, и спина у нее показалась ему гневно-прямой.

— Раз приказываете, то что ж... Только позвольте прежде закончить академию. Митрофанушка, тот, правда, говорил: «Не хочу учиться, а хочу жениться». Ну а мы, как говорится, живем напротив.

— И останешься в вечных холостяках.

Иван Сергеевич начала разговора не застал, но и то, что застал, ему не понравилось, сердито зыркнул из-под косматых бровей на Марию Семеновну, схватил кизиловую палку и, стуча ею, опять спустился во двор, крикнув оттуда:

— Чаевничайте без меня! Я схожу на рейд гляну.

— Чего на рейд смотреть, — горько сказала Мария Семеновна. — Наши корабли давно ушли...

— Вон ваш кораблик за дедом побежал, — заметил Сокольников, указав глазами на Катеришку, которая уже пристроилась рядом с Иваном Сергеевичем, сунув ему свою ручонку.

— Это, Вас-Вас, еще не кораблик. Это, Вас-Вас, еще махонькая лодочка. Да и ей тоже век вековой горевать у моря.

Наташа Павловна покачала головой, думая, видимо, свою потаенную думу, и сказала, как о чем-то решенном:

— А я ее за моряка не отдам.

— Не было еще такого, чтобы Вожаковы расставались с морем, — возразила Мария Семеновна.

— Но ведь когда-то вы не были Вожаковой?

— А я и не помню, какой была. Вожакова я, значит, Вожаковой и была.

Мария Семеновна наконец-то оставила их вдвоем, уйдя на кухню собирать на стол, и Сокольников, как бы понимая, что не должен был спрашивать, все-таки спросил:

— Ты давно его знаешь?

— Нет, — помолчав, сказала Наташа Павловна. — Он совсем недавно ворвался в мою жизнь, и, знаешь, мне с ним вдруг стало тепло. Нет-нет, я не имею в виду большие чувства. Он непохож на других. Он сумасшедший.

Сокольников невольно рассмеялся.

— Он по-хорошему сумасшедший, — поправилась Наташа Павловна. — Теперь таких мало.

— Ты прости мой вопрос, но я задаю его на правах друга: как он относится к Катеришке?

— А никак. Он только впервые сегодня узнал о ее существовании и, кажется, здорово растерялся. А тут еще ты подошел. Теперь, я думаю, совсем сбежит. — Наташа Павловна подняла свои синие-синие глаза на Сокольникова и застенчиво сказала: — Смешно об этом говорить, но он подарил мне солнце. Понимаешь, живое, огромное солнце.

— Понимаю, — сказал Сокольников, в общем-то ничего не поняв, но расспрашивать или, лучше сказать, уточнять, что, да как, да где, не стал.

— После гибели Игоря мне казалось, что ничего уже не нужно. А тут я вдруг поняла, что я еще — баба. Я и раньше была бабой, и мне хотелось простого бабьего счастья, чтобы мой мужик был всегда со мной, чтобы и я всегда была при нем.

— Ты когда-нибудь говорила об этом Игорю?

— Нет, я слишком его любила. Для меня, кроме него, никого и ничего не существовало. А у него, понимаешь, еще было море. Даже море было прежде, а потом уже я с Катеришкой.

— Неправда, — возразил Сокольников. — Он очень скучал по вас. А в ту роковую ночь он то и дело возвращался мыслями к вам. С мыслями о вас он, наверное, и задраил верхний рубочный люк.

Наташа Павловна долго молчала, потом неожиданно всхлипнула, утирая глаза ладошками.

— И все-таки он ушел с ними.

— Он был человеком долга.

— Но разве мы — это не его долг?! — почти с отчаянием, что ее никто не хочет понять, спросила Наташа Павловна.

— Может, он и поступил так, потому что думал о вас. Останься он в живых, ему могли бы и не простить гибель людей и лодки. И тогда он все равно наложил бы на себя руки. Вот она, жестокая правда: ты могла стать вдовой самоубийцы.

— Мы так боялись потерять его!

Она подчеркнуто сказала «мы», потому что в эту минуту прежде всего подумала о Катеришке.

— А ты не думаешь, что он... — Сокольников не стал произносить всуе имя Суханова; больше всего ему не хотелось, чтобы Наташа Павловна поставила их сейчас рядом — его, Сокольникова, и Суханова, — как рысаков перед скачками. — Что лейтенанты очень скоро становятся командирами? В Игоря мы поверили еще в училище. И никто не мог подумать, что из не очень собранного лейтенанта Ковалева получится собранный командир Ковалев.

— Я знаю, Вас-Вас. Я, к сожалению, становлюсь мудрой, словно змея. Поэтому и решаю уехать от моря.

Сокольников, словно птица перед дорогой, прикрыл глаза и чуть заметно покачал головой.

— Нет, Наташа Павловна, так не бывает. Море только один раз зовет к себе, но зато уж навсегда. — Сокольников сделал паузу, чтобы подумать: «Прошлым, видимо, каким бы прекрасным оно ни было, век не проживешь». — А Суханов сегодня чуть не выиграл гонку, — неожиданно сказал он.

— Мне он, правда, сказал, что проиграл... — Наташа Павловна положила руку на плечо Сокольникову. — Вас-Вас, посмотри мне в глаза. Ты сейчас обо мне плохо подумал?