Вьетнамская жар-птица - [22]

– Да что ж у вас яблоки такие страшные?! – возмущалась сухопарая долговязая мадам.

– Женщина, вашу внешность тоже есть куда критиковать, но я таки молчу! – торжествующе выпаливала продавщица.

Впрочем, среди одесского говора Вера и сама чувствовала себя, как рыба в воде. Фразочки неугомонной соседки Таньки волшебным образом всплывали в памяти, и Вера, незаметно для самой себя, начала говорить «нате вам», «таки да», «режик» вместо «ножик», а также фирменное Танькино выражение «шо-то я не пОняла» с ударением на «о». Врождённый музыкальный слух позволял ей правильно интонировать, и отец только покатывался со смеху, когда дочка изображала перед ним коренную одесситку.

К слову, о Таньке: в конце концов, та встретила своего «пристойниго чоловика» и укатила с ним в Израиль. Что интересно: из всех своих бывших соседей она писала письма только старой деве Варваре, с которой прежде безостановочно скандалила. А теперь же каждое своё послание Танька начинала нежными словами: «Душа моя…» В общем, можно сказать, что женская судьба у Таньки удалась: она ещё успела родить супругу сына, а тот, много лет спустя, эмигрировал в Америку и женился на местной даме. Внуков своих энергичная одесситка видела лишь по фотографиям да видеозвонкам. Скайп ей, кстати, очень понравился: «Посмотрите, шо за вещь! – восторженно говорила она. – Вроде бы у нас дома гости, а кормить их не надо».

Впрочем, знаменитый одесский юмор можно было услышать не только на Привозе. Гуляя по Дерибасовской, садясь в трамвай, спускаясь по Потёмкинской лестнице к морвокзалу, отец с дочерью продолжали внимать перлам, которые раздавались со всех сторон.

– Передайте на билет кондуктору, пожалуйста!

– Ай, не морочьте мне мозги! Зачем кондуктору билет? Он же едет совершенно бесплатно!

Или разговор двух кумушек, степенно прогуливающихся под ручку по Городскому саду:

– Шо слышно, говорят, Софочку взяли замуж?

– Вы знаете, таки да! Но только между нами – ну шо там вже осталось брать?!

Папа привёл Верочку к Оперному театру – зданию невероятной красоты.

– Здесь, на этой сцене, неоднократно пела твоя бабушка, – сообщил он с гордостью.

Вера, поёжившись, вспомнила, что совсем не занималась вокалом со времени приезда в Одессу, и дала себе слово наверстать упущенное в оставшиеся дни.

Налюбовавшись дивной архитектурой театра, отец с дочерью направились к Потёмкинской лестнице.

– Это уникальное сооружение, – сказал отец, – вот посмотри: если глядеть сверху вниз, лестница не сужается, вопреки законам оптики.

С верхних ступеней открывалась прекрасная панорама Одесского залива, гавани и порта. Громов с Верой спустились к морвокзалу.

– Ну что? Хочешь прокатиться на кораблике? – подмигнув, спросил отец.

Верочка, конечно же, очень хотела, но, непонятно почему, вдруг ответила:

– Надо будет всем вместе сюда прийти и покататься. С Диной и Снеж… с тётей Олей.

Отец виновато заморгал и спохватился:

– Да, ты права… Им, наверное, тоже хотелось бы поразвлечься.

До этого ему не приходило в голову, что жена и старшая дочь могут чувствовать себя в чём-то ущемлёнными. Однако Верочка каким-то невероятно сильным, не детским, но женским чутьём догадалась, что атмосфера накаляется, и что долго терпеть эту идиллию «папа + новая дочка» мачеха не станет.

Они возвращались в санаторий обычно часам к пяти-шести вечера. Громова с Диной в это время как раз уходили с пляжа – клонящееся к закату солнце мачеха уже не находила опасным и позволяла себе и дочери немного поплавать в море. Встречались все члены семьи в номере, скупо обменивались новостями, случившимися за день, переодевались и шли на ужин (фрукты, булочка или пирожок, какая-нибудь курица, стакан кефира и реже – сока).

Оставшееся до сна время можно было скоротать в киноконцертном зале – там либо показывали фильм, либо устраивали очередное представление местной самодеятельности, в которую зачастую вовлекали и самих курортников.

Так одинаково проходили дни в «Морской звезде» – вернее, одинаковыми они были для мачехи и Дины, а отец с Верочкой организовывали свой досуг куда более разнообразно. И вот на исходе второй недели, наконец-то, случилось то, что и должно было рано или поздно случиться, – грянул гром. В тот самый злополучный день, когда Вера великодушно отказалась от морской прогулки на теплоходе, Ольга Громова поняла, что с неё довольно.

Дети уже заснули в своей комнате, и Снежная королева обрушила на мужа весь свой гнев.

– Ты что, – свистящим шёпотом поинтересовалась она у Громова, – окончательно совести лишился?

– В каком смысле? – растерялся муж, хотя прекрасно догадывался, откуда ветер дует.

– Мы с Диной тебя совсем не видим! Ты целыми днями пропадаешь где-то с этой… с этой девчонкой!

– Мы просто гуляем, Оль, – оправдался он. – Не сидеть же в номере, как привязанным… Тем более и лечения нам никакого не назначили.

– Гуляют они, – насмешливо передразнила жена. – Что-то ты загулялся, мой дорогой. Настолько, что совсем забыл о своей родной дочке!

Громов нахмурился.

– Что ты несёшь? Я могу понять твою неприязнь к Верочке, но не забывай, что они мне обе родные – и Дина, и Вера… И каждую из них я люблю.