Вьетнам. История трагедии. 1945–1975 - [39]

По правде говоря, Эйзенхауэр и его госсекретарь устали от европейцев: от французов, которые хотели полномасштабной помощи без всяких условий и ограничений; от британцев, которые упрямо не хотели признавать преимущества «совместного решения» индокитайской проблемы, пока французы не упаковали чемоданы. Было жалко смотреть, как британцы нервничают по поводу китайской угрозы для своей колонии в Гонконге. Престарелый премьер-министр и его министр иностранных дел Энтони Иден уперлись, как ослы. Они отвергли «теорию домино» Эйзенхауэра и отказались поддерживать какие бы то ни было военные действия в преддверии Женевской конференции, на которой Иден сопредседательствовал вместе с советским министром иностранных дел Молотовым. 26 апреля на ужине в загородной резиденции «Чекерс» Рэдфорд использовал все свое красноречие в попытке переубедить Черчилля, но тот спокойно ответил американскому адмиралу: «С потерей крепости придется смириться»[104]. Если уж Британия не сумела сохранить Индию для себя, добавил он, маловероятно, что ей удастся сохранить Индокитай для Франции.

29 апреля Даллес телеграфировал в Вашингтон: «Великобритания проявляет все бо́льшую слабость. Похоже, британцы считают, что мы готовы пойти на нынешние риски войны с Китаем, и это, вкупе с их страхом перед возможностью применения ядерного оружия с нашей стороны, пугает их до смерти»[105]. Таким образом, Британия сыграла в этой — и последующей — Вьетнамской войне роль ключевой сдерживающей силы. Дай Черчилль другой ответ, даже при том что Эйзенхауэр вряд ли бы решился на ядерный сценарий, западные союзники во главе с США, скорее всего, задействовали бы военные силы, чтобы поддержать совершенно безнадежное положение Франции в Индокитае. Телеграммы Эйзенхауэра Даллесу ясно свидетельствуют о том, что, отказавшись задействовать военную мощь США в одностороннем порядке, он был не просто готов, но горел желанием это сделать, если бы Британия обеспечила ему политическое прикрытие, пусть даже с чисто символическим обязательством направить в Индокитай свои бомбардировщики RAF.

С 1940 г. британцы демонстрировали чудеса дипломатического лавирования, чтобы избежать ссоры с США. Теперь же, отказываясь поддержать Вашингтон в вопросе, которому тот придавал такое значение, они чувствовали себя не в своей тарелке. Между тем у Лондона были все основания проявлять осторожность. Черчилль не раз справедливо признавал, что в ходе своего премьерства в 1952–1955 гг. он был лишь бледной тенью себя прежнего. Но в этом вопросе он проявил замечательную прозорливость и твердость. Британцы подозревали, что подлинным мотивом для любого шага США в этом регионе было желание наказать Китай. Негодование американской администрации по поводу оказания Китаем военной помощи Вьетминю представлялось по крайней мере странным на фоне куда более щедрых американских поставок военного оборудования и оружия французским войскам. Наученные горьким опытом корейского конфликта, вылившегося в опасно затянувшуюся локальную стычку с коммунистами, британцы опасались, что военное вмешательство в Индокитае может спровоцировать нечто гораздо более серьезное, вплоть до новой большой войны. Черчилль отказался вступать с американцами в сговор, имеющий целью ввести в заблуждение конгресс, и поддерживать военные действия, которые не только не позволят спасти Дьенбьенфу, но и могут привести к непредсказуемым последствиям для всего мира.

Эйзенхауэр, который жаждал «задать коммунистам в Индокитае хорошую трепку»[106], был в ярости от британского «малодушия». Адмирал Рэдфорд тоже. Вероятно, это сыграло не последнюю роль в том, что два года спустя американский президент отказался подержать премьер-министра Идена в ходе Суэцкого кризиса. Как бы то ни было, весной 1954 г. никакие действия Запада не могли бы спасти Дьенбьенфу, разве что такие отчаянные меры, как применение непропорциональной огневой мощи вплоть до ядерной бомбардировки. Даже десятилетие спустя военное вмешательство США во Вьетнаме было воспринято большей частью мира как скрытый колониализм — в 1954 г. такие действия были бы сочтены его открытым проявлением. В вашингтонских дебатах почти полностью отсутствовало понимание того, что будущее Индокитая должно определяться не военными, а политическими, социальными и культурными силами. Обсуждение было сосредоточено только на том, сколько огневой мощи следует применить. И в 1954 г., и десятилетие спустя в высших политических и военных кругах США считалось само собой разумеющимся, что, если США решат применить свою военную мощь против крестьянской армии в резиновых «вьетнамках», коммунистический режим Хо будет стерт с лица Земли.

То, что французы терпели поражение в Индокитае, рассуждали американцы, объяснялось лишь одним: они были французами. Бернард Фолл вспоминает, с каким презрением один высокопоставленный американский чиновник отозвался о присутствии Франции в Индокитае: «Эта нация выродилась, нам всем следует это признать. Они трусливо капитулировали перед немцами. В Индокитае у них воюют только наемники — в самих французах не осталось ни капли воинского духа»