Ветка кедра - [13]

Но вот появился двуногий. Вначале он был как все, и общего счастья вдосталь хватало и ему. Но он решил, что имеет право на большее, и стал отнимать у других.

— Что ты делаешь, зачем тебе так много? — спросили у него.

Он не ответил, он просто не слышал, потому что утратил связь с великим единством жизни, а вместе с этим и счастье, которым обладал. Потом двуногий создал свой разум, это был очень маленький разум по сравнению с великим разумом единой жизни, но он очень гордился этим, ибо считал себя единственным обладателем разума. Но маленький разум не мог дать счастья, одиночество тяготило его, и тогда он задал вопрос: «Зачем?»

Потом сон отступил, и Владислав стал чувствовать чужие мысли. Это были воспоминания о доме и желание скорее вернуться туда, повседневные заботы по уходу и обслуживанию корабля, споры о результатах экспедиции. Он понял, что корабль в полете.

Затем пошли воспоминания. Вначале всплыло самое последнее: закрытые двери бункера, свое бессилие и страшная досада, что не может добраться до желанной воды. Поочередно стали вспоминаться более давние события: непонятное озеро, последняя вылазка к аборигенам, твердые семена, которые швыряют в песок, храм, строящийся в совершенно незаселенном месте. Вспомнил слова жреца: осмыслить все, что есть, и оглянуться назад. Он стал осмысливать, перебирать в памяти дни пребывания на планете, факты, открытия, обычаи аборигенов.

Стали намечаться связи между совершенно казавшимися несвязанными вещами: внешнее равенство и бич надсмотрщика, недоброжелательность аборигенов к пришельцам и его пешие прогулки в поселение, храм пустыни и промышленные постройки в центре континента. Он мыслил, хотя абсолютно ничего не ощущал: ни света, ни звука, ни собственного тела, но неопределенность тревожила мало, он верил, что чувства вернутся к нему.

Он работал как машина, собирал данные, намечал связи, оценивал результат. Если результат не удовлетворял некоторым фактам, даже самому незначительному, отметал несовершенное решение и начинал снова. И наконец он нашел, это было единственно верное решение, оно вбирало в себя все и всему соответствовало. Он ощутил огромную радость, а затем забылся.

Когда очнулся, увидел свет, просто белое пятно. Оно стало разделяться на цвета и полутени, постепенно он понял, что находится в камере реанимации. Повернул голову, рядом никого не было, но приборы отметили его движение, и через минуту в камеру вошла врач. Он видел ее улыбку, но одновременно чувствовал ее необыкновенное возбуждение, смешанное со страхом. Люди прибывали, никто не заговаривал с ним, только смотрели, и он снова ощущал их изумление.

— Что вы на меня так смотрите? — хотел спросить он, но не смог.

Врач как будто поняла его и, положив ладонь на лоб, сказала:

— Не надо, пока не надо… потом.

Заговорить он смог только на третий день:

— Я нашел, — сказал он, — я докажу, это удивительно.

На десятый день он смог подняться и немедленно направился в ВЦ.

— Идите со мной, я докажу, — говорил он всем встречным.

Его поддерживали, поддакивали, помогали идти, но он чувствовал — не верят, для них он был просто диковинный больной.

На ВЦ попросил ввести в память машины все собранные данные и поставить задачу на интерполяцию в прошлое с выдачей результатов в зрительных образах. Районом интерполяции поставил озеро.

Машина поглощала информацию, ее было много, это заняло немало времени, но люди все прибывали, и скоро зал не смог вместить всех желающих. Он чувствовал в них больше любопытства, чем интереса, и это было обидно. Он желал открыть истину, а они пришли смотреть диковину. Владислав понимал, что диковина — это он сам. Наконец информация была введена, и машина начала логический счет.

На экране лежало озеро, пока ничего не менялось: глубокая впадина, соленая вода, соль по берегам, бесконечные смерчи. Тысяча, полторы тысячи, две тысячи лет показывал счетчик обратного времени. Но вот картина качнулась, поплыла, установилась снова — в озере стала прибывать вода. Она прибывала стремительно, за полтысячи лет озеро поднялось на километр, появился сток, и в озеро потекли реки, по берегам обозначилась чахлая растительность. На отметке в три тысячи лет на южном побережье из развалин поднялся огромный город, рядом с ним вырос промышленный комплекс — высоченные километровые трубы газовых сбросов и трубы, сосущие воду из озера. Город и завод исчезли за триста лет, на берегу остался поселок, окрестности мгновенно покрылись растительностью, со склонов потекли ручьи, смерчи прекратились. Вот от поселка осталась маленькая деревушка. Счетчик показывал три с половиной тысячи лет. Картина остановилась и уже не менялась. Резкость изображения улучшилась, можно было рассмотреть мелкие детали.

На экране среди крутых зеленых берегов лежало озеро. Прибрежная вода отражала зеленые склоны гор и сама казалась зеленой, дальше она отражала небо и была голубой. Прозрачные волны, накатываясь на береговые валуны, разбивались тысячами брызг, и каждую волну сопровождала радуга. Над водой, вдоль берега, лениво шевеля крыльями, летали большие белые птицы. Группа аборигенов сидела на берегу у костра, другие на деревянном суденышке, отчаянно работая веслами, гребли против волн. На берег из леса вышло крупное мохнатое животное, привстало передними лапами на большой валун и, вытянув морду, принюхивалось к запаху дыма.