Ветка кедра - [12]

Вслед за оборотом планеты медленно вращались звезды, одни уходили за горизонт, другие появлялись. В бледном их свете маячила человеческая фигура, упорно идущая по песку. Остающиеся под ногами следы быстро затягивались, и за человеком оставался недлинный шлейф точек-ямок. Он шагал.

Это длилось всю ночь, но он не замечал времени, да и сознания не было. Он стал животным, бездумным, но с заданной программой: идти. Изредка тормозная реакция организма бросала в мозг панический сигнал: нет сил, остановись! Он глушил его и шел дальше.

Заметил бункер, немного сменил направление, теперь шел на реальный ориентир. Радости не было, на это не осталось сил. К бункеру подошел как раз, когда над горизонтом показалась оранжевая полоска светила. Остановился перед дверью, попытался взяться за ручку, но руки не повиновались, он заставил их ожить, но сразу ослабли ноги. Потянул дверь на себя, она не поддавалась, с отчаянием напрягся и упал без сознания.

Поиски главного космохимика начались, как только стих ураган. В течение ночи и первого дня ничего обнаружить не удалось, да и поиски велись почти вслепую, над пустыней висела плотная пыльная завеса. Сам Владислав сигналов не подавал, это означало не самое лучшее. На вторые сутки поиск вела уже вся экспедиция, и очень скоро был найден гравиплан. Искореженная машина находилась в трехстах километрах от участка работ космохимиков, там и были сосредоточены дальнейшие поиски. Утешало то, что следов крови в машине не было. Поисковые группы вели планомерное прочесывание пустыни, но безрезультатно. Только к концу третьих суток были обнаружены вещи Владислава и совершенно не там, где прежде искали, а именно недалеко от его рабочего маршрута. Через час около бункера насосной нашли и самого космохимика, он был мертв.

Он почти высох, как мумия: черное лицо, черные руки. Тело немедленно доставили на корабль и поместили в консервационную капсулу. Погибших космонавтов доставляли на Землю, в надежде, что наука когда-нибудь сможет оживить их. Так поступали со всеми, не использовавшими жизненный ресурс.

Этот трагический случай послужил главной причиной того, что работы на планете решено было сворачивать. В целом экспедиция выполнила задачу: изучены лито- и биосфера, местная цивилизация тоже была достаточно ясна, оставалось завершить строительство маяка и аварийного ангара, на что и были нацелены все силы экспедиции. Загадка внутриконтинентального озера хотя и оставалась нерешенной, но тратить на нее ресурсы и время, тем более в столь опасном районе, посчитали нецелесообразным. Скоро работы по строительству были закончены, космонавты готовились к возвращению, опробовались системы корабля, завершались последние дела.

Накануне дня отлета к кораблю пришли пятеро аборигенов. Это был первый случай, когда они пришли сами. Весть об этом сразу облетела корабль и вызвала почти сенсацию. Но согласно немедленно последовавшему распоряжению навстречу к ним вышли только представители группы контакта. Одновременно была включена система многоканальной записи.

Когда представители вышли навстречу гостям, один из аборигенов без обычных приветствий сразу спросил:

— Мы давно не видели нашего друга и перестали чувствовать его. Он не выходит из корабля или с ним случилась беда?

— Он умер…

— Как?

— Умер в пустыне, от жажды…

— Можно нам увидеть его?

Представители растерялись, но руководство, следившее за встречей, разрешило посещение.

Аборигенов проводили на корабль. Во время переходов и в лифте они ни о чем не спрашивали и не оглядывались по сторонам. Перед телом космохимика, помещенным в прозрачную капсулу, аборигены стояли очень долго. Их тактично не тревожили. Наконец один из аборигенов, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Очень слабый свет, но я вижу его…

Ему не ответили, но остальные аборигены подошли ближе и, став полукругом, склонились над капсулой.

А затем что-то произошло, был момент, который ощутили и запомнили все, но как ощутили, каким чувством, что это было, объяснить никто не мог. Более того, на всех записывающих кассетах был отмечен импульс длиною в миллионные доли секунды, который так и не смогли расшифровать.

Аборигены выпрямились и отошли от капсулы, их лица были измождены. Медленно, гуськом, не обращая ни на кого внимания, они направились к выходу. Их не задерживали и не сопровождали, все присутствовавшие находились в каком-то оцепенении. Затем обратили внимание на капсулу, кожа Владислава посветлела, а датчики среды показали изменение температуры и газового состава. Владислав дышал.

Последовало всеобщее замешательство, затем кто-то попытался догнать аборигенов, но они пропали, никто из членов экипажа не мог сказать, когда они покинули корабль и куда ушли.

Вначале был сон. Он видел и обнимал целую планету. Жизнь неистово кипела на ней. Жизнь была многолика и разноцветна. Она разделялась на бесконечное число маленьких жизней, но была едина. Все: звери и птицы, цветы и рыбы, пленки лишайников и плесень бактерий жили одним разумом, сообща. Жизнь была счастьем, никто не искал его, просто жил и, чувствуя себя клеточкой великой общей жизни, радовался этому. Счастье было во всем: в лучах светила и темноте ночи, в порыве ветра и утренней росе, в запахе трав и рокоте волн. И смерть не была горем, ибо давала жизнь другим. Так было и так должно было быть.