Ветка - [8]

— И он тоже умер? Ведь он… как и те…

— Нет. В отличие от остальных его коллег по цеху, он был жив и покинул свою московскую квартиру гораздо позже, уже после того, как началась паника с эпидемией. Вот тебе и первая разгадка. Теперь, после смерти всех остальных ученых, он стал первым претендентом на премию. Его лекарство, несмотря на полную научную ничтожность исследования, каким-то чудесным образом помогало. Вернувшись из Нижнего Новгорода в Москву, он успел вылечить еще нескольких человек. И каждый раз — одной единственной таблеткой. Теперь, за неимением других кандидатов, Нобелевский комитет обязательно впишет его имя в историю, как только возобновит свою работу. Я был в квартире Ранцева. Посмотри, на заднем сидении лежат его дневники. Все основное он забрал с собой, когда сбегал. Не имею понятия, где он, но он точно будет жив, пока ему, пусть даже заочно, не припишут эту самую премию. Или умер, если это уже произошло. Как это ни иронично, но именно в Швеции у меня нет контактов в научных кругах… да и все заняты другим — сейчас оставшийся мир больше интересует излечение от этой новой болезни, чем моментальное лекарство от рака четвертой стадии, поэтому точно я не знаю, как там обстоят дела. Но и лекарство от нового вируса не изобретут, пока Ранцев не получит своего Нобеля, потому что в этом случае появятся претенденты вместо него. Так что бедолага кочует где-нибудь и будет жив, пока это не произойдет.

Рассказ становился все более и более абсурдным. Я решила пока не уточнять, откуда такая уверенность в зависимости доброго здравия профессора от работы Нобелевского комитета, а перегнулась к заднему сиденью и ухватила объемистую тетрадь. Она лежала на длинном свернутом рулоном куске ткани, который я заприметила еще раньше, когда перетаскивала в машину свои банки.

— Сверток не трогай! — прозвучало слишком резко, и я отдернула руку.

— А что там? — все же рискнула поинтересоваться.

— С чего все началось. Но сначала ты должна поверить в то, что уже услышала.

Кивнула, принимая его правила игры, а потом раскрыла тетрадь профессора Ранцева. Куча формул, наблюдений, записи о пациентах, номера телефонов и прочая информация, которая ни о чем не говорила. Перелистнула в самый конец. Последняя оставленная запись: «Предлагая „Антикенс“ пациентке онкологического отделения Нижегородской больницы Данченко, я в лучшем случае намеревался стабилизировать ее состояние. Но уже через несколько часов она ощутила явное улучшение самочувствия. Первые же анализы показали полное выздоровление! Ее благодарность и восхищение в глазах врачей я не могу описать словами. Я спас эту женщину от неизбежной смерти! Ради этого я и трудился столько лет. Признание… К своему стыду, я и сам не могу объяснить такую эффективность „Антикенса“. Эффект Плацебо? Я ученый — верю в эффект Плацебо, но не в таких случаях! Скорее — простое и благоприятное сочетание компонентов, результат моих разработок и удачи. Я видел десятки больных с такой стадией рака, а ее болезнь прогрессировала быстрее, чем у любого другого. Боясь и надеясь одновременно, уже в московской больнице я добился официального разрешения на применение „Антикенса“ на другом больном. И очередное, практически моментальное выздоровление. Уже сотни специалистов изучили предложенный мною состав, и я получил сотни отрицательных отзывов. Ни одного, в котором было бы сказано, что я совершил медицинский прорыв! Неужели доказанная эффективность и спасенные жизни не важнее их профессиональной гордыни? Каково же будет удивление всех этих недотеп, когда я стану очередным лауреатом Нобелевской премии! Я, всеми осмеянный, не получивший ни моральной, ни финансовой поддержки, сделал то, что не смогли создать в лучших медицинских лабораториях мира».

И дочитав это, я вдруг на самом деле испугалась. До сих пор я думала, что Торек — немножечко псих, выдумывающий мистическое объяснение и без того фантастической катастрофы. Но вряд ли он написал этот талмуд сам, только для того, чтобы убедить кого-то в своей бредовой идее.

— Получается, что этот… Ранцев захотел получить Нобелевскую премию, но она ему вряд ли светила, потому что научного объяснения эффективности его лекарства никто дать не мог. И после этого каким-то образом убил всех, кто смог бы претендовать на нее раньше его самого?

Мой собеседник тихо рассмеялся.

— Именно так. Но каким же образом он мог убить сразу десятки ученых по всему миру за несколько дней?

— Не имею понятия, — честно призналась я, почувствовав себя читателем увлекательной детективной истории. — Расскажи.

Торек перевел на меня уже ставший серьезным взгляд, словно оценивая, готова ли я к следующей главе:

— Он загадал желание — получить премию. А смерть всех остальных была просто необходимостью, чтобы освободить ему дорогу. И пациенты его выздоравливали тоже в угоду этому желанию. Сам препарат действительно бесполезен.

— Загадал желание? — я не удержалась от усмешки. — Ну и чушь!

Мой странный собеседник просто пожал плечами, а через несколько минут произнес:

— В том свертке находится ветка Синего Древа. Именно она исполняет желания. Надо смотреть на нее, произнося, можно и мысленно, то, чего хочешь. Но я бы не стал рисковать. Поэтому в этой машине запрещены слова «хочу» и «желаю». И только попробуй нарушить это правило! Высажу. И даже склянок твоих тебе не оставлю.