Ветка - [13]

Торек уже усмехался, глядя на меня, но я озвучила догадку первой:

— У той женщины была дочь?

— Не знаю, — и он широко улыбнулся. — Дочь, соседка или просто ребенок, с которой Данченко контактировала. Она была первой. И она в городе.

Я упала на колени и схватилась за голову, стараясь не завизжать от счастья. А Торек вел себя более сдержанно:

— Как часто она приходит? Когда в последний раз была?

Недоумение дозорных, отраженное на их лицах, надо было фотографировать. Жаль, что такие забавы сейчас никого не заинтересуют.

— А что такое? Вы что-то знаете?

— Когда? — рявкнул парень.

— Дня три назад… Она то каждый день является, то ее долго нет… А что?

Торек не удосужился ответить и просто уселся в машину, а я и не знала, как им объяснить, поэтому просто крикнула: «Спасибо!» и села с ним рядом.

— Куда мы едем? — улыбаясь от уха до уха, поинтересовалась я у водителя.

— Никуда. Она приходит сюда, значит, будем просто ждать.

И мы ждали. Два дня, сначала озираясь на каждый шорох, а потом воспринимая их как само собой разумеющееся. К баррикадам больше не подходили, потому что отвечать на вопросы смысла не видели. Твари являлись небольшими группами, но я укрывалась в машине, и они просто уходили, отгоняемые Тореком. Хлеб я тоже не решалась больше попросить, чувствуя неловкость перед этими людьми, но все чаще склонялась к мысли, что могу придумать и какое-нибудь объяснение для них, лишь бы получить хоть кусок. Мы спали в машине и много разговаривали. Не знаю, почему Торек так терпеливо рассказывал обо всем пережитом за столетия, но может быть, это ему тоже помогало скоротать время. И однажды я даже подумала, что не хотела бы его забыть. Пусть все не начнется, но я хотела бы помнить — и его, и все остальное. Я стала совсем другой и на себя прошлую смотрела теперь с жалостью. Раньше я была глупой и слабой и не знала самого главного — какой бывает хлеб на вкус и что такое надежда.

21 июня. Нижний Новгород.

Меня разбудило легкое прикосновение к плечу, и я тут же подскочила на месте, вглядываясь в освещенную солнцем дорогу. Она шла, не обращая на машину внимания, а за ней прыжками двигалась тварь. Я схватила ружье, чтобы прикончить ту, но смутная догадка остановила меня. Вышла вслед за Тореком.

Бросилась к девочке, но тварь тут же направилась ко мне. Торек успел перехватить ее и теперь держал за горло, не позволяя вырваться. Я не стала останавливаться на своем страхе, ведь пришло время поставить на карту все.

— Подожди! — крикнула, но ребенок продолжил путь, даже не вздрогнув.

Она шла медленно, едва переставляя ноги. Одета была в изорванные лохмотья, вся грязная, волосы спутаны и колтунами висели вокруг ничего не выражавшего лица. Она просто шла. Туда, где ей кидали еду. Она не умерла бы от голода, но продолжала его чувствовать. Она просто шла. Девочка, прожившая четыре месяца рядом с этой тварью, питающаяся отбросами, кутающаяся по ночам в остатки своей одежды. Она уж точно давно разучилась плакать, и это возвышало ее надо мной до такой степени, что я почувствовала оцепенение. А она просто шла. И, кажется, только сейчас я увидела самое страшное, что произошло с этим миром.

Торек, продолжавший удерживать тварь, но тоже понявший то, о чем догадалась и я, не причинял той вреда.

— Привет! — обратился к девочке громко, но мягко, однако не добился никакой реакции. Но я уже была к ней гораздо ближе, поэтому схватила за худенькие плечи, аккуратно, стараясь не напугать, хотя вряд ли кто-то еще был на это способен, заставляя остановиться.

— Привет, — я повторила. — Как тебя зовут?

Она наконец-то посмотрела на меня, но в затуманенных глазах так и не отразилось ни одной мысли.

— Меня зовут Ирина. А моего друга — Торек, — я поняла, что надо говорить. Говорить до тех пор, пока она не начнет слушать. И неважно что. — Ты можешь звать меня Ира. Моя мама звала меня Ирочка. А как тебя звала твоя мама?

Ребенок уже снова смотрел в ту сторону, куда шел. Она не пыталась вырваться, просто стояла и ждала, когда препятствие в виде меня исчезнет.

— Давай я угадаю? Настя? Лена? Оля? Алина?

Она не реагировала.

— Ты мне подскажи, а то ведь имен очень много! Олеся? Аня? Юля? Катя? А может, она звала тебя «лапочка» или «солнышко»? Это было бы чудесно! Все мамы называют своих детей «солнышками», ведь правда?

Никаких изменений.

— Знаешь, я тоже долго жила одна. Но потом встретила друга. Хочешь, мы станем и твоими друзьями? — снова бессмысленная пауза. Она ведь пришла за едой! Может, это поможет? — У меня есть вкусняшки. Хочешь огурчик? Или печеную картошку? Любишь картошку?

Ничего. Она просто смотрела в сторону караульных, которых становилось все больше. Они были достаточно далеко, чтобы расслышать мой бессмысленный монолог, но с интересом смотрели на происходящее.

— А папа у тебя есть? Вот у меня и папа… был… есть. Он очень хороший и смешной. Твой папа смешной?

Я говорила еще много всякой чепухи, но никакого результата так и не добилась. Почти отчаявшись, решила попробовать накормить ее, поэтому взяла за руку и потащила к машине. Девочка не особо сопротивлялась, просто плелась следом, повинуясь моим усилиям.