Ветеран Цезаря - [13]
Я представил себе: ночь, падает мокрый снег, под ногами носильщиков слякоть, ветер треплет занавески лектики, а за ними прячется от убийц и непогоды дрожащий в лихорадке Цезарь! Сердце моё сжалось от жалости.
— Бедный… Наверно, от волнения у него часто делалась священная болезнь?
Раб отрицательно покачал головой:
— С тех пор как он женился на Корнелии, боги перестали призывать его дух. Зато Сулла рад был бы навечно разлучить дух Цезаря с телом: то и дело приходилось нам откупаться от убийц. В последний раз двенадцать тысяч денариев дали его ищейкам — всё, что у нас было. Тут мы и решили уехать из Италии…
— А жена и дочь Цезаря там остались?! — ахнул я.
— Наша госпожа, мать Гая, спрятала Корнелию и маленькую Юлию в надёжном месте.
— Почему же она не спрятала и Цезаря?
— Потому, что туда, где укрылась Корнелия, мужчине даже войти нельзя. — Раб Цезаря снова перевернул часы и сделал пометку на дощечке. — Ещё час прошёл. Погляжу-ка, не проснулся ли он.
— Не проснулся: он тебя позвал бы… Доскажи мне! Вы решили уехать, и что же?..
— И уехали. — Он снова уселся. — Раб одного знатного человека, тоже хлопотавшего о Цезаре, привёз нам из Рима письмо. Что в нём было, не знаю, а мне раб говорил, что слышал собственными ушами, как Сулла сказал его господину и другим заступникам Гая: «Радуйтесь — дарю вам жизнь вашего Цезаря. Только помните: придёт время, узнаете, за кого просили. В этом мальчишке в одном — десять Мариев». Когда я передал это Гаю, он сказал: «Аксий (это моё имя — Аксий), я думаю, что в войсках Минуция Ферма нам будет спокойнее. Плывём в Азию. Вот тебе деньги, нанимай корабль. Но будь экономен: здесь всё, что мне прислали. Как пишут из Рима, Сулла конфисковал отцовское наследство и приданое Корнелии». Так мы и уехали из Италии, ни с кем не попрощавшись. Ферм принял Цезаря радушно. Ферм очень почитает Гая: даже послал с важным поручением к царю Вифинии… Мы там всего добились, да вот вы тут нас задерживаете! — Бросив недовольный взгляд на меня, он поднялся и решительно направился к палатке Цезаря.
— Если б я тут был главным… — начал я и вдруг заметил корзинку с немытой посудой! В ужасе схватив её, я помчался на кухню: вот позор был бы, если бы грязный пират дал затрещину всаднику, да ещё в присутствии Цезаря!
Глава шестая
Наверно, мне снился в эту ночь Цезарь, потому что я сразу, как только проснулся, подумал: «Надо Гаю поскорее приготовить завтрак». Впервые со смерти отца я радостно вскочил с постели… вернее, с подстилки на полу, заменявшей мне ложе. Я уж хотел было взяться за работу, но вдруг заметил свои грязные руки и вспомнил, что не касался воды с тех пор, как позавчера, после военных занятий, Гана бросил меня в море. Вот было бы неприятно, если бы Цезарь посмотрел на меня с такой же брезгливой гримасой, как на Аниката!.. Я помчался на палубу умываться.
Солнце ещё не встало, а Цезарь уже сидел за вынесенным из палатки столиком и что-то писал. Небо, море, воздух — всё застыло в предутренней тишине. Корабль медленно двигался у самого берега в полосе синей тени. Я узнал скалы Карии. На берегу Внутреннего моря[27] Кария и Киликия считались самыми надёжными убежищами пиратов. Аникат рассказывал, что в густых лесах Киликии были выстроены крепости, где жили их семьи. Я там ни разу не бывал. А в маленьких природных бухточках этих провинций[28] мы часто укрывались от непогоды или нежелательных встреч с военными кораблями.
После духоты нашей каморки-кухни я с удовольствием вдохнул утреннюю свежесть моря. Парус был убран. Двадцать четыре весла то лениво взмывали над бортами, то с лёгким шелестом загребали воду. Кроме этого шелеста да стука палочки гортатора[29], по которому поднимали и опускали вёсла гребцы под палубой, не было слышно ни единого звука.
Я отвязал ведро, висевшее на борту, и, так как взмахи вёсел мешали опустить его в воду, отправился на корму.
— Ш-ш-ш… — зашипел на меня кормчий, указывая глазами на Цезаря, — велел не шуметь…
Вот как покорил Гай разнузданных киликийцев! Я почувствовал, что и на меня падает луч его могущества: ведь я вчера запросто с ним беседовал! И, клянусь, на всём корабле, наверно, только мы двое знаем имена великих писателей и философов!.. Эти высокомерные мысли, видно, отразились на моём лице — кормчий вдруг разозлился и с вывертом ущипнул меня за ногу в ту минуту, когда я наклонился, чтобы зачерпнуть воды. От неожиданности я вскрикнул, чуть не уронил ведро и изо всех сил лягнул кормчего (от испуга я всегда дрался, а тут ещё был уверен, что Цезарь не даст меня в обиду!)
— Что случилось, Луций? — спросил он через весь корабль.
Кормчий испуганно втянул голову в плечи.
— Хочу помыться, чтобы готовить тебе завтрак, а меня… — я угрожающе помедлил, наслаждаясь жалким видом пирата, и спокойно закончил, — испугала акула. Чуть не утащила ведро!
Отойдя от кормчего подальше, я старательно вымыл руки, лицо, голову и даже уши, чтобы можно было поворачиваться к Цезарю боком.
Когда из-за Карийских гор выглянуло солнце, всё вокруг заблестело, и я, вероятно, тоже.
Так начался для меня первый из тридцати восьми дней, которые Гай Юлий Цезарь провёл среди пиратов. Я запомнил его час за часом. Остальные слились в памяти в один счастливый день, самый счастливый во всей моей жизни.
В этой книге рассказывается о том, как мальчика Клеона и его собаку Льва пираты похитили с острова Сицилия и привезли в Италию. Это случилось как раз в те дни, когда Спартак и семьдесят его товарищей бежали из школы гладиаторов в Капуе. Множество приключений, полных лишений и опасностей, пришлось претерпеть Клеону-сицилийцу и его верному другу Льву, прежде чем они попали в лагерь восставших рабов, которыми руководил Спартак.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.