Ветер западный - [3]
Окаменевшее лицо Картера отвергало любые попытки завести разговор. Он даже ни разу не взглянул в мою сторону. Светало, и двигались мы медленнее, и я смог получше разглядеть порез у его правого уха — несколько дней назад он чинил крышу над притвором, поскользнулся и напоролся на сланцевую плитку. Порез был глубоким, длиною в полпальца, и мне не понравилась ни его краснота, ни бледная зелень, которой он сочился, ни припухлость по краям, напоминавшая скорлупу конского каштана.
Полем мы опять вышли на дорогу, там, где она раздваивалась: налево к мосту, направо к деревне. Свернули направо. Невидимая пара рук толкала меня в эту сторону, прочь от недостроенного моста, где, по нашим предположениям, утонул Ньюман, и когда я обернулся на мост, облака над ним висели скученно, грозно, тогда как впереди они взмывали ввысь и, светлея на глазах, разбегались по небу.
А солнце! Торжественной песнью всходило оно, покуда скрываемое Дубовой горой, нашим длинным лесистым кряжем, который мы еще называем Ленивым Псом (или просто Псом, когда лень нас обуяет). Кряж тянется по северо-восточной окраине Оукэма, поэтому новорожденного солнца в деревне отродясь не видели, но от рассветного зарева вспыхивают деревья на кряже, вот как сейчас, зарево это начинается тонкой жаркой полосой, которая постепенно остывает, розовеет и ширится, наводя меня на мысль о том, что по другую сторону кряжа наверняка плещется море. Вне широких пространств луговины ветер был не таким сильным, и мы зашагали вровень, по-прежнему молча. Картер все время проверял, не потерял ли он рубаху, заткнутую за пояс. Мне хотелось утешить его, но как, если не молитвами и притчами? Иными средствами я не располагал. А Картер явно не нуждался ни в том, ни в другом. С горя он осерчал на весь белый свет.
— Этот порез, — сказал я, — у твоего уха. Непохоже, чтобы он заживал.
— Заживет.
— По-моему, он стал хуже, чем был.
— Но лучше, чем вчера.
— Я так не думаю.
Оскалившись, Картер вырвался вперед, ему не хватало выдержки, зато хватало сил.
— Не нравится мне, как он выглядит, — добавил я.
— Вот и не глядите.
Вдруг он остановился у поворота, где росли березы, некогда украшенные цветастыми, а теперь вылинявшими лоскутками, и опустился коленями на булыжник. Прямо перед ним в высокой траве лежала дохлая собака. Он посмотрел на меня, потом обернулся назад:
— Она была здесь, когда мы шли к реке?
— Я не видел, но, скорее всего, была. На бегу мы ее не заметили.
Солнце всходило, мне пора было читать первые утренние молитвы, потом исповедовать, и я не мог возиться с собакой. Но Картер уже щупал ее ребра.
— Холодная, как глина, — буркнул он.
Однако черная шкура псины отливала здоровым блеском, и казалось, она сейчас вскочит и побежит, и мы бы так и подумали, если бы не вывалившийся язык и бездыханность. Обычно, когда видишь мертвую собаку — да что угодно мертвое, — нетрудно сообразить, голодала она, или терпела побои, или зашибла ее лошадь на полном скаку, либо она просто рухнула замертво от старости и тоски. Эта же была худой, но сытой, ее не били, не калечили, и лет ей было немного, и все эти годы прожила она в довольстве и радости. В траву под березами ее словно сбросили с небес.
— Как мы могли ее не заметить? — спросил Картер, не отнимая ладони от собачьих ребер.
— Темно было.
— И мы бежали.
— И были сами не свои.
Мы стояли не шевелясь, я крепко сжимал в руках склянки с елеем и вином; поиски Ньюмана нас обоих столь взбудоражили, что теперь мы, подобно шерифам, уставились на собачий труп, будто наткнулись на что-то необычное или зловещее.
— Может… — начал Картер, — я ведь мог… — Он принялся выдергивать из-за пояса зеленую рубаху. — Когда я один ходил на реку, может, мне только примерещилось.
— Нет, — сказал я. — Не примерещилось.
— Может, я увидел какую-то тень и решил, что это тело, прибившееся к дереву… Люди наверняка скажут, что это была просто тень.
— А рубаха? Она тоже тень?
— Но ведь вы сами сказали… было темно. И если мы не увидели мертвую собаку, которая была здесь, может, я увидел утопленника, которого не было там?
Я не хотел мучить Картера, но пора было напомнить ему о том, как обстояло дело.
— В субботу на рассвете видели, как человек свалился в реку, Хэрри. — Я старался говорить как можно мягче и доходчивее. — Мимо проходил Роберт Танли, он мало что успел разглядеть, но, с его слов, это вполне мог быть Ньюман. С тех пор Ньюман в деревне не показывался, а других пропавших у нас нет. Вряд ли утопленник был из чужаков. Видит Бог, чужие к нам редко наведываются.
Вообще не наведываются, поскольку мы отрезаны рекой от всех остальных. Сейчас было не время оплакивать разрушенный мост, хотя душа моя за него болела.
Я положил ладонь на плечо Картера:
— А потом тело понесло вниз по течению…
— Не больно-то далеко его унесло, — перебил Картер, пнул собаку в брюхо и сбросил мою ладонь. — Сами знаете, как быстра вода… за три дня тело унесло бы куда дальше.
— А тебе известно, какой путь ему пришлось проделать? Сперва обогнуть заводь у Старой мельницы, потом другую у Горелого леса — тело могло застрять тыщу раз, повиснуть на сломанных ветвях, врезаться в берег и увязнуть там…
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».