Ветер удачи - [74]

— Я не говорю, что его подослали специально, — продолжал Костя. — Ну допустим, что этот Конев пойдет сдаваться. Положение у него пиковое. С пустыми руками к фрицам идти рискованно, как еще встретят. Надо что-то с собой принести, какие-то сведения, что ли.

— А какие он может принести сведения? — усмехнулся Кирилл. — Что семьдесят один патрон в автоматный диск влазит?

— Зачем смеешься? Он знает, сколько человек в заслоне, — возразил Костя, — где расположен блиндаж, какое у нас оружие.

— Ты даже подсказал ему, где стоят мины, — добавил Федя. — Теперь в случае чего нас, как перепелов, пощелкают…

Кирилл обиделся, вспылил и целый день ни с кем не разговаривал. Первым пошел на мировую Федя. Он просто не мог жить спокойно, когда кто-нибудь из товарищей на него дулся.

Но немцы больше не тревожили бойцов заслона. То ли Правая Эки-Дара вообще не входила в их расчеты, то ли, не имея до сих пор данных о количестве ее защитников, они не решались зря посылать под пули своих солдат, тем более что в планах фашистского командования ей не могла отводиться сколько-нибудь заметная роль.

Острота впечатлений от первой встречи с альпийскими стрелками уже несколько притупилась, и все же эта единственная вылазка немецких разведчиков кое-чему научила ребят. Да и мысли о Коневе держали их в постоянном напряжении. Никто из них теперь не помышлял о прогулках по северному склону, а Шония уже не раздевался перед сном до нижнего белья. К тому же по ночам, когда не грела печь, блиндаж быстро промерзал и на бревенчатых стенах к утру оседал иней.

Дрова они заготавливали по очереди. Складывали метровые швырки у самой тропы на опушке пихтарника.

Первый раз после посещения перевала политруком Ушаковым старшина пришел на десятый день. Он подбросил на вьюках часть дров, оставленных возле тропы. С ним был помощник начальника штаба бравый капитан Шелест в сопровождении трех автоматчиков. Пока те спускались вторым заходом за оставшимися дровами, ПНШ осмотрел в бинокль окрестности, расспросил, откуда пришли немцы и как себя вели, сделал кое-какие пометки на своей карте и, уже засовывая ее в планшетку, дал несколько распоряжений по поводу маскировки. Ребят не покидало чувство, будто он не сказал чего-то главного, все тянул, откладывая разговор под занавес.

Политрук сдержал обещание: дровами они теперь были обеспечены надолго. Но с продовольствием стало куда хуже. В этот раз им привезли одни сухари да манку. Значит, придется сокращать и без того скудный рацион.

— Нормально, вам тут не кирпичи таскать, — небрежно заметил ПНШ. — И так живете, как на курорте. Появись тушенка, все равно в первую очередь отдали б разведчикам. Это они день и ночь на брюхе ползают.

Капитан осмотрел позиции, поинтересовался, где расставлены деревянные противопехотные мины, и проверил состояние оружия. По всему было видно, что придраться ему не к чему.

— Ну а теперь поговорим по-серьезному, — сказал он наконец, устраиваясь на обломке скалы. — Сержант Шония!

Костя молча вскинул руку к виску.

— Скажите, зачем, по-вашему, я инструктировал группу перед выходом на перевал?

— Чтобы группа выполняла инструкции, — дернул плечом Костя.

— Тем не менее инструкций не выполнили. Вы не обезоружили людей, которые пришли к вам из расположения противника, дезертира упустили. Разгильдяи вы!

— У них документы были…

— Документы! — воскликнул капитан и непристойно ругнулся. — Документы могли оказаться липой. Вы никогда не отличили бы фальшивки от подлинного удостоверения. Фрицы на этот счет мастера. Такую тонкость могут установить только в особом отделе.

— Товарищ капитан, — не удержался Другов, — но мы же глаза их видели, там все написано…

Капитан усмехнулся и покачал головой:

— Только теперь вижу, как несерьезно подошли мы к отбору людей на такой ответственный участок. Глаза — это лирика! — почти крикнул он. — Если бы мы могли читать по глазам, незачем было бы держать военных дознавателей. Этих людей вы должны были обезоружить и арестовать до выяснения личности. Тогда бы и Конев не ушел.

Федя топтался, мучился, никак не удавалось высказаться. Даже капитан, заметив это, приумолк выжидательно.

— Вы тогда говорили, — начал Федя, краснея, — что вроде можно поступать по собственному усмотрению… Когда в особых случаях…

— Особого случая не было! — резко оборвал его ПНШ. — Вы понимаете, что я имею право отдать вас под суд военного трибунала. С вас, сержант, как пить дать, посрывают знаки различия и направят в штрафную. И это было бы только справедливо. — Он одернул шинель и поправил на плечах ремни. — Но я воздержусь на первый раз, возьму на себя такую ответственность. Может быть, вы когда-нибудь поймете, что такое особый случай…

После обеда Остапчук, капитан Шелест и сопровождавшие его автоматчики ушли, а ребята остались на перевале не в лучшем расположении духа.

— Я ведь говорил тогда, — упрекнул сержанта Федя, — не послушались.

— Помолчал бы ты, дорогой, — огрызнулся Костя.

— Я же не капитану, — стал оправдываться Силаев, — я ж тебе говорю…

Весь вечер Костя размышлял над словами помощника начальника штаба о так называемом особом случае. И что это за обстоятельства, когда им предоставлялось право поступать по своему усмотрению? Капитан этого так и не объяснил. Но случай такой, как часто бывает в подобной ситуации, не заставил себя ждать. Дня через три со стороны северного склона на перевал пришли еще трое. И нельзя было их ни арестовать, ни обезоружить…